Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

6 сентября 1978 г., Рязань.

Владимир Алексеевич!

Я хотела бы заключить с Вами договор об обязательном экземпляре, подобный тому, который заключен между издательствами нашей страны и Книжной Палатой. Я буду «Книжной Палатой», а Вы будете дарить мне – и лично, из рук в руки, и можно по почте – обязательный экземпляр каждой своей новой книги (разумеется, с автографом). Вы не против?

Я собираю Ваши книги, но их очень трудно доставать. Из всех имеющихся у меня Ваших книг я только три (и три переводных) купила без знакомств, случайно, а остальные доставала или через директора рязанского магазина «Книжный мир» (что называется, из-под полы), или через друзей, или иными способами, три получила от Вас. Вот я и прошу заключить договор об обязательном экземпляре.

Конечно, я хотела бы иметь также и журналы, и газеты с Вашими публикациями, и все Ваши напечатанные вещи (выступления на телевидении, доклады, ну и т. д.), но, наверно, я слишком многого хочу.

…Видите, как возросли мои потребности. Сначала я просила у Вас одни автографы, не смея мечтать о том, чтобы вы дарили мне книги. Теперь прошу и книги. Извините уж меня за жадность.

Нина Краснова

P.S. Владимир Алексеевич, договор об обязательном экземпляре, между прочим, был бы удобен мне как Вашей машинистке, а Вам – как моему «заказчику». Представьте себе, например, такую картину. Вам надо перепечатать для переиздания или для собрания сочинений свои стихи и прозу. И вот, вместо того чтобы везти или пересылать мне по почте огромную рукопись со множеством приложенных к ней журналов, газет и книг, Вы звоните мне по телефону (надеюсь, он скоро у меня будет) или пишете письмо и перечисляете, что именно и откуда надо перепечатать…

12, 20 октября 1978 г., Рязань.

Здравствуйте, Владимир Алексеевич!

Я писала Вам, что состояние моего духа меняется сто раз на дню. Напишу Вам теперь про одно из своих наиболее верных мне состояний. Как бы Вам лучше объяснить его? Я на днях читала дневник А. К. Толстого, который он вел в 13 лет и в котором описывает свои впечатления от поездок с родителями по городам Италии (Венеция, Генуя, Неаполь, Рим…) и от посещений музеев, картинных галерей, храмов. Он в 13 лет знал Рафаэля, Тициана, Микеланджело, Леонардо да Винчи, Тинторетто, Рубенса, Рембрандта и многих других, многих из которых я не знаю еще и теперь, когда я вдвое с лишним старше его. И знал их не только по именам, но по их работам и свободно мог отличить манеру одного художника от другого. Наверняка и литературу (не говорю о музыке) он в 13 лет знал соответственно – и русскую, и зарубежную (знал, например, Вергилия, Тита Ливия – вообще античность).

А я в 13 лет читала детские приключенческие книжонки, и наших русских-то классиков знала только по учебнику и даже, как сказал бы институтский профессор Машинский, в руках не держала ни настоящего Лермонтова, ни того же настоящего (не хрестоматийного) Пушкина, ни Достоевского, ни трех Толстых (А. К. Толстой тоже не мог тогда держать их в руках, но он наверняка держал других классиков того времени, о которых я уж совсем молчу), и ни разу не была ни в Третьяковке, ни в Эрмитаже (лучше сказать – не видела даже альбомов, открыток с репродукциями картин Третьяковки и Эрмитажа), и знала (наглядно, но не больше) всего несколько репродукций нескольких художников – Саврасова (конечно, «Грачи прилетели»), Васнецова («Три богатыря», «Аленушка»), «Боярыню Морозову» Сурикова, ну, Шишкина… можно продолжить список, но максимально он займет одну страницу.