– Все привыкли думать, что я консерватор, ретроград, а я с большим интересом иногда воспринимаю современное искусство тоже. Я эстраду люблю, Вертинского люблю и Окуджаву люблю. Конечно, в определенной ситуации, – собрались, вот мы, сидим, – необязательно всегда надо Баха, Вагнера, Бетховена слушать. Современная эстрада иногда, может, даже более необходима бывает. А так, в пределах разумного, прогресс должен быть, конечно.
– Ну, круг моих симпатий в литературе более или менее ясен: я уже не раз эти обоймы все перечислял как-то. Это наша «деревенская проза». Белов, Распутин… Удивительный роман Булгакова, которым невозможно начитаться: читаешь и перечитываешь…
– Бездуховность огромная: 9 тысяч членов Союза писателей, чуть поменьше, наверное, музыкантов и чуть поменьше художников, – а в общем, настоящего, подлинного искусства очень немного. Это обусловливается многими факторами: действительно бездуховностью, желанием во что бы то ни стало удержаться на поверхности. Халтура, не знаю, несознательная, может, еще нет глубины… Мы забыли о том, что у нас были Пушкин, Достоевский, Толстой. Берешь повесть современную, читаешь – это что: каменный век опять, возвращение к каменному веку? По своей бездуховности, неинтересности какой-то, по языку… По всему. И поэтому радуешься, когда возникает живое явление. Нет пульса, в искусстве пульс важен. Хватаешь за руку, а это муляж. И поэтому живые, с пульсом произведения просто наперечет. «На Иртыше» Залыгин написал, там где-то пульс пробивался, у Трифонова – Трифонова даже назову, хотя он во многом компромиссный писатель, – вот у Володи Крупина сейчас какой-то живинкой повеяло. Вот Екимов Борис, сидит там в Калаче-на-Дону, – живой писатель. Астафьев великолепный писатель, и живой, с полнокровным пульсом.
– Все, даже самые крупные наши поэты русские занимались переводами. У Лермонтова, у Пушкина то и дело встречается: из Анакреона, из Горация, из Катулла. И Фет, и Тютчев много переводили.
Бывает, понравится у иноязычного поэта стихотворение, возникает даже чувство сожаления, что не я его написал, хорошей зависти чувство возникает. Тогда его и переведешь. Если же не так… то это как служба; я не служу нигде, не получаю зарплаты. Я главным образом так и смотрю на перевод: это моя служба.
Священник Дмитрий Дудко Труженик Русский
4 апреля 1997 года умер великий русский писатель Владимир Алексеевич Солоухин.
Я не оговорился, что он великий, это покажет самым убедительным образом время. Пока же скажу, почему он великий, и не просто, а русский. Потому что в самое безбожное время он смотрел на православную церковь как на свет, который нужен нашему народу, и русский потому, что я не знаю более такого человека, как он, который бы так болел за Россию.
Возьмите его книги, хотя бы «Письма из Русского музея», «Черные доски», – они вам скажут о многом.
Это вот главное, почему он великий русский писатель.
Ну, конечно, просто писатель он тоже большой. Откройте его «Владимирские проселки», «Капли росы», какой свежестью пахнет в вашу душу и теми образами, и теми естественными, присущими русскому народу словами, которыми он пользуется. Под его пером даже незначительные вещи сияли ювелирной красотой.
Напомню читателю, что третий его день по смерти совпадал с воскресеньем, это как показатель того, что он жил воскресеньем из мертвых вообще, и в частности – России.
9-й день – 12 апреля, суббота – Похвала Пресвятой Богородицы – значит, Матерь Божия опекала его, в 9-й день, как есть предание Церкви, душа идет на поклонение к Богу во второй раз, с 3-го по 9-й она рассматривает красоты рая. Матерь Божия предстанет с ним перед Своим Сыном, Спасителем всех людей. 40-й день, 13 мая, вторник, это как раз пасхальные дни, да торжествует Владимир Солоухин вечно с Богом.
Как обычно пишется на могиле: год рождения 1924-й – тире – год смерти 1997-й. Жития его было 72 года. Царство ему Небесное.
А теперь хочу сказать о личном знакомстве с Солоухиным и как я его напутствовал в вечную жизнь.
Мне позвонила Татьяна Карпова, кинорежиссер, и сказала, что меня хочет видеть Солоухин, немного помолчала и добавила: он тяжело болен. Если вы согласны, вам позвонят и помогут с ним встретиться.
В самом деле, вскоре мне позвонил Чавчавадзе, потомок грузинского поэта Чавчавадзе, с грузинскими писателями Солоухин дружил, и сказал, что Солоухин в больнице, нужно бы его пособоровать и причастить, дал мне телефон больницы.