Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

– Все привыкли думать, что я консерватор, ретроград, а я с большим интересом иногда воспринимаю современное искусство тоже. Я эстраду люблю, Вертинского люблю и Окуджаву люблю. Конечно, в определенной ситуации, – собрались, вот мы, сидим, – необязательно всегда надо Баха, Вагнера, Бетховена слушать. Современная эстрада иногда, может, даже более необходима бывает. А так, в пределах разумного, прогресс должен быть, конечно.

– Это, в общем, ваше отношение, а если поконкретнее, кто привлекает, может быть, какие-то явления наиболее яркие…

– Ну, круг моих симпатий в литературе более или менее ясен: я уже не раз эти обоймы все перечислял как-то. Это наша «деревенская проза». Белов, Распутин… Удивительный роман Булгакова, которым невозможно начитаться: читаешь и перечитываешь…

– А что не нравится, кроме того, о чем вы уже сказали?

– Бездуховность огромная: 9 тысяч членов Союза писателей, чуть поменьше, наверное, музыкантов и чуть поменьше художников, – а в общем, настоящего, подлинного искусства очень немного. Это обусловливается многими факторами: действительно бездуховностью, желанием во что бы то ни стало удержаться на поверхности. Халтура, не знаю, несознательная, может, еще нет глубины… Мы забыли о том, что у нас были Пушкин, Достоевский, Толстой. Берешь повесть современную, читаешь – это что: каменный век опять, возвращение к каменному веку? По своей бездуховности, неинтересности какой-то, по языку… По всему. И поэтому радуешься, когда возникает живое явление. Нет пульса, в искусстве пульс важен. Хватаешь за руку, а это муляж. И поэтому живые, с пульсом произведения просто наперечет. «На Иртыше» Залыгин написал, там где-то пульс пробивался, у Трифонова – Трифонова даже назову, хотя он во многом компромиссный писатель, – вот у Володи Крупина сейчас какой-то живинкой повеяло. Вот Екимов Борис, сидит там в Калаче-на-Дону, – живой писатель. Астафьев великолепный писатель, и живой, с полнокровным пульсом.

– В последнее время много сил вы отдаете переводческой работе. Что дает деятельность переводчика сложившемуся художнику?

– Все, даже самые крупные наши поэты русские занимались переводами. У Лермонтова, у Пушкина то и дело встречается: из Анакреона, из Горация, из Катулла. И Фет, и Тютчев много переводили.

Бывает, понравится у иноязычного поэта стихотворение, возникает даже чувство сожаления, что не я его написал, хорошей зависти чувство возникает. Тогда его и переведешь. Если же не так… то это как служба; я не служу нигде, не получаю зарплаты. Я главным образом так и смотрю на перевод: это моя служба.

Священник Дмитрий Дудко Труженик Русский

4 апреля 1997 года умер великий русский писатель Владимир Алексеевич Солоухин.

Я не оговорился, что он великий, это покажет самым убедительным образом время. Пока же скажу, почему он великий, и не просто, а русский. Потому что в самое безбожное время он смотрел на православную церковь как на свет, который нужен нашему народу, и русский потому, что я не знаю более такого человека, как он, который бы так болел за Россию.

Возьмите его книги, хотя бы «Письма из Русского музея», «Черные доски», – они вам скажут о многом.

Это вот главное, почему он великий русский писатель.

Ну, конечно, просто писатель он тоже большой. Откройте его «Владимирские проселки», «Капли росы», какой свежестью пахнет в вашу душу и теми образами, и теми естественными, присущими русскому народу словами, которыми он пользуется. Под его пером даже незначительные вещи сияли ювелирной красотой.

Напомню читателю, что третий его день по смерти совпадал с воскресеньем, это как показатель того, что он жил воскресеньем из мертвых вообще, и в частности – России.

9-й день – 12 апреля, суббота – Похвала Пресвятой Богородицы – значит, Матерь Божия опекала его, в 9-й день, как есть предание Церкви, душа идет на поклонение к Богу во второй раз, с 3-го по 9-й она рассматривает красоты рая. Матерь Божия предстанет с ним перед Своим Сыном, Спасителем всех людей. 40-й день, 13 мая, вторник, это как раз пасхальные дни, да торжествует Владимир Солоухин вечно с Богом.

Как обычно пишется на могиле: год рождения 1924-й – тире – год смерти 1997-й. Жития его было 72 года. Царство ему Небесное.

А теперь хочу сказать о личном знакомстве с Солоухиным и как я его напутствовал в вечную жизнь.

Мне позвонила Татьяна Карпова, кинорежиссер, и сказала, что меня хочет видеть Солоухин, немного помолчала и добавила: он тяжело болен. Если вы согласны, вам позвонят и помогут с ним встретиться.

В самом деле, вскоре мне позвонил Чавчавадзе, потомок грузинского поэта Чавчавадзе, с грузинскими писателями Солоухин дружил, и сказал, что Солоухин в больнице, нужно бы его пособоровать и причастить, дал мне телефон больницы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное