Восхождение царицы

Когда кормчий не мог провести судно через Мессинский пролив — узкий водный проход между Сицилией и Италией, сжимавшийся до двух миль, с коварными течениями, водоворотами и скалами, — кораблю приходилось огибать Сицилию и тем самым значительно удлинять плавание. Самый короткий путь от Мессинского пролива до Александрии занимал шесть дней, но из-за господствующих ветров и течений плавание обычно продолжалось дольше. Я молилась, чтобы наше путешествие прошло быстро; я не без робости думала о том, что ждет меня в Риме, но оттягивать неизбежное не хотела. Я собралась с духом и внутренне подготовилась к возможным испытаниям, но такое состояние требовало скорейших действий, а долгое промедление, напротив, угрожало рассеять мою решимость.

Мой корабль представлял собой весельную галеру, не военную, хотя на борту имелся небольшой вооруженный отряд. Я выбрала именно такой корабль, потому что его отличали скорость, надежность и вместимость. Насчет возможного нападения я не беспокоилась: пиратов в этих водах уничтожил еще Помпей.

Лет двадцать назад Средиземное море буквально кишело наводившими ужас морскими разбойниками. Они безжалостно грабили суда и захватывали в плен ради выкупа состоятельных путешественников, в том числе и самого Цезаря. В конце концов сенат Рима решил покончить с этим злом, что было поручено Помпею. Тот собрал военный флот и расправился с пиратами, обезопасив торговое мореплавание. Разумеется, полностью изжить эту нечисть было невозможно, где-то в тайных бухтах еще укрывались отдельные разбойничьи суда, но их осталось мало, а места, где они чаще всего орудовали — прежде всего побережье Далмации, — лежали далеко, к востоку от нашего маршрута. В ту пору я не знала, что на западе они заплывают до самой Сицилии и Сардинии.

Корабль вздымался и опадал на волнах, словно огромный морской зверь, и создавалось ощущение, будто я способна пересечь весь мир от края до края. Именно тогда, стоя на палубе и чувствуя на щеках соленые брызги, я впервые серьезно задумалась о необходимости возрождения египетского флота.

Александрийская война нанесла ему непоправимый урон: многие корабли оказались в руках моего брата и были сожжены прямо в гавани. В отличие от города, восстановлением флота пока никто не занимался. Для этого требовалось ввезти из Сирии немало корабельного леса, но я полагала, что тут затруднений не возникнет. Сирия стала провинцией Рима, и тамошние власти выполнят любое указание Цезаря. Да, пора воссоздать египетский флот.

Когда мы вышли из гавани в открытое море, капитан подошел ко мне и остановился рядом. Мы двигались почти строго на запад, но скорость оставалась невелика, ибо ветер дул нам навстречу и от большого квадратного паруса не было никакого толку. Гребцы усердно налегали на весла, ритмично опускавшиеся и вновь поднимавшиеся на фоне ярко-голубой воды. Небо над головой было ясным, облака уходили на восток.

— Это самый короткий путь, верно? — спросила я.

— Да, прямой, как римская дорога, — ответил капитан. — Но в это время года ветра чаще всего дуют не в самом благоприятном для нашего плавания направления, а силы гребцов не безграничны. На каждом весле сидит по четыре человека, но они не могут днями и ночами без передышки грести против ветра.

Поскольку я решила появиться в Риме без лишнего шума, то и корабль выбрала скромный. А теперь призадумалась, не совершила ли ошибку.

— Не думай, царица, что скорость корабля зависит от его величины, — сказал капитан, словно прочитал мои мысли. — Корпуса огромных судов очень тяжелы, а значит, для них требуется больше усилий гребцов или более сильный ветер. Вот почему пираты, лучшие мореходы в мире, используют маленькие и легкие корабли. На большую скорость, чем сейчас, нам рассчитывать не приходится.

Я выслушала его слова с разочарованием и огорчением. Похоже, плавание предстояло долгое, и придется набраться терпения.

Нам с сыном и служанкой выделили особую каюту; кажется, для этого пришлось потесниться капитану. Ради меня ее подновили и раскрасили в яркие цвета, но краска начала отставать в самом начале плавания — как я поняла, из-за сырости. Моя койка и огражденная кроватка Цезариона были привинчены к полу, а Хармионе пришлось спать на дощатом настиле, раскатывая на ночь матрас. Наши сундуки с личными вещами прикрепили цепями к кольцам на палубе и переборках.

Юный Птолемей Четырнадцатый, мой супруг, имел собственную отдельную каюту. Я взяла его с собой, потому что он очень интересовался Римом. К тому же я надеялась, что лицезрение печальной участи Арсинои станет для него хорошим уроком, хотя сейчас он был милым ребенком и в предостережениях вроде бы не нуждался. Кроме того, оставшись в Александрии один, он тем самым искушал бы моих врагов и провоцировал желание объявить его (не интересуясь его мнением) единовластным правителем. Египту же меньше всего нужна еще одна междоусобная война.