Восхождение царицы

— Ты сам ходил покупать кефаль? — со смехом спросил Агриппа. Как я поняла, кефаль стала у римлян настоящей манией: представители знатных фамилий торговались на рыбном рынке, перебивая друг у друга лучшие экземпляры. — Как тебе удалось увести эдакую рыбину из-под носа у Марка Антония? Он ходит туда каждый день, чтобы раздобыть лучшую.

— Сам? — Октавиан, похоже, был шокирован.

— Это еще не самое скверное из того, что он делает. Завел себе свиту из актеров и актрис, пьет напропалую, живет в доме Помпея и за него не платит, — сказал Брут. — Заметь, Цезарь, я говорю о человеке, которого ты назначил управлять Римом в твое отсутствие.

— Да, он не справился с поручением и разочаровал меня. Я освободил его от должности, на том и делу конец. Что же до его пьянства и шашней с актрисами, это меня не касается.

— Но разве он не в родстве с нами? Разве он не принадлежит к роду Юлиев?

В голосе Октавиана слышалось огорчение.

— В дальнем, — сказал Цезарь.

— Однако не в таком уж и дальнем, — заметил Октавиан.

— Зачем обсуждать его сейчас? — пожал плечами Цезарь. — У него есть свои достоинства, и в прошлом он неплохо мне послужил, Да, с последним заданием Марк Антоний не справился, но он все равно остается выдающимся полководцем. У него глубочайшее врожденное чувство тактики. Я охотно взял бы его с собой в сражение.

— Мне доводилось видеть Марка Антония, когда он посещал Египет с Габинием, — промолвила я.

Я вспомнила улыбчивого кавалерийского командира, не ставшего потешаться над моим подвыпившим отцом, в то время как прочие римляне смотрели на царя искоса. Он был добр.

— Лет десять тому назад, а то и больше, — сказал Брут. — С тех пор Антоний изменился.

Он подцепил ножом здоровенный кусок мяса и перенес его на свою тарелку. Брызги подливы упали на салфетку.

Подали новые угощения: вареный огурец и то, что Цезарь назвал «кашей по-александрийски». Лично я ничего подобного в Александрии не пробовала, но, видимо, блюдо отражало представление римлян о наших вкусах и образе жизни. Оно было щедро сдобрено корицей и медом.

— Это ново для меня, — призналась я. — Да, мы многого не знаем друг о друге и о наших обычаях. Здесь, в Риме, меня озадачивают некоторые вещи. Например, ликторы. Я понимаю, что у высших должностных лиц должна быть почетная стража, и вполне допускаю, что эта стража может быть вооружена топорами. Но зачем засовывать топор в связку прутьев? Что это значит? Ваши ранги тоже для меня загадка. Про сенаторов я понимаю, но квесторы, преторы… Еще, кажется, эдилы… Какие у них функции?

— Ты задаешь вопросы, как ребенок, — сказал Брут. — Неужели царица получает знания таким образом?

— Умный человек, Брут, не упускает ни единой возможности пополнить свои знания и никогда не стесняется задавать вопросы, — укорил его Цезарь, а потом повернулся ко мне: — Вижу, тебе требуется человек, способный вразумительно рассказать о наших довольно сложных и путаных обычаях. Полагаю, никто не справится с этим лучше Октавиана, ибо он римлянин до мозга костей.

«Ну вот, напросилась», — подумала я.

Не хватало еще, чтобы его красавчик племянник таскался со мной по городу. Однако я не позволила себе выказать недовольства, а лишь улыбнулась и ответила:

— Но Октавиан не может пренебречь своими обязанностями в коллегии понтификов.

— Общение с тобой будет для него очень полезно, — возразил Цезарь. — Он должен уметь четко формулировать мысли и идеи, чтобы стать настоящим публичным политиком. В конце концов, ему предстоит ехать на колеснице в моем триумфе.

— Хотя его и не было с тобой на поле боя, — заметил Агриппа.

— Ничего, в следующий раз мы непременно окажемся там вместе, — отмахнулся Цезарь и принялся за почки.

Я же с удовольствием отведала сочной свинины. Заметив это, Брут сказал, что лучших свиней выращивают в его провинции, откармливая желудями.

— Возможно, в скором времени Брут снова женится, — неожиданно заявила Сервилия. — Ему в невесты присмотрели мою племянницу Порцию, дочь Катона.

Цезарь отложил нож и уставился на Брута.

— Может быть, ты передумаешь? — медленно произнес он.

— В Риме нет царя, у которого я должен спрашивать разрешения, — ответил тот. — Или блюститель нравов считает нужным контролировать браки?

— Конечно нет, — добродушно отозвался Цезарь. — Просто мне казалось, что заключать брак в собственном фамильном кругу довольно скучно. Ты слышал все семейные истории, знаешь все шутки и рецепты. Никакой новизны.

— Ну а нам, Птолемеям, это нравится! — встрял мой брат. — Мы практикуем браки между братьями и сестрами на протяжении поколений, как древние фараоны! А все потому, что мы божественного происхождения.

Все уставились на него.

— Мы в Риме не верим в такое, — спокойно произнесла Сервилия.

— В то, что братья женятся на сестрах? — уточнил Птолемей.

— Нет. В царей и людей, заявляющих о своем божественном происхождении. У нас республика — все граждане равны.

— Какая забавная идея! — рассмеялся Птолемей.