Восхождение царицы

Он подошел к столу и стал собирать документы, словно они адресованы ему.

— Вообще-то он опаздывает, — сказала я. — Но должен подойти с минуты на минуту.

Октавиан внимательно посмотрел на меня, и я поняла: он гадает, давно ли я здесь нахожусь.

— Ждать внутри мне стало скучно, — заметила я невинным тоном, — поэтому я наслаждалась чудесным осенним днем в маленьком внутреннем дворике.

Некоторое время он боролся с собой, но потом решил, что хитрость и увертки бесполезны.

— Не говори ничего дяде, — попросил юноша. — Пожалуйста, не рассказывай ему.

— А почему? — спросила я с деланным удивлением. — Ему ли, при его репутации, порицать тебя? Ведь ты следуешь по его стопам. Да и я, по очевидным причинам, не имею права судить тебя.

— Я… я… — Он тяжело сглотнул. — Цезарю лучше не знать. Я… прошу прощения.

Я рассмеялась.

— Тебе не нужно извиняться передо мной. Не я супруг этой женщины.

— О Аполлон! — простонал он. — Ты знаешь его. Ты знаешь, что она… Только не говори дяде! Пожалуйста! Поклянись в этом!

— Полагаю, в клятвах нет необходимости. Хватит и моего слова.

Он схватил бумаги со стола и с вороватым видом сунул их под мышку.

— Мне… мне нужно идти, — пробормотал он и двинулся к выходу.

На пороге Октавиан обернулся, бросил на меня взгляд, полный беспокойства и гнева, и ушел.

Что я должна была думать? Уж не прибрал ли он к рукам документы, адресованные Цезарю, воспользовавшись ими так же, как воспользовался чужой женой? Судя по всему, с виду невинный голубоглазый юноша тот еще проныра! Знает ли об этом Цезарь? Он не может не догадываться.

Цезарь появился через несколько минут.

— Извини меня за опоздание, — промолвил он с деловым видом, — в этой переписке можно утонуть. Надеюсь, ты не очень долго скучала, ведь здесь так уныло.

Он указал на пустой стол.

— О, мне представилась возможность поразмыслить, — заверила я его.

Меня распирало желание рассказать про Октавиана, но я дала слово.

— В соседнем зале, — сказал Цезарь, направляя меня туда, — находится святилище Марса. Вот священный щит, что упал с небес в руки Нуме Помпилию, второму царю Рима. Он предсказывает победы римского оружия.

В комнате, несмотря на яркий свет снаружи, царил полумрак. На пьедестале высилась огромная бронзовая статуя Марса. Стены были увешаны множеством поблескивавших щитов.

— Чтобы уберечь святыню от воров, Нума велел сделать одиннадцать одинаковых щитов. Никто не знает, какой из них настоящий. Еще здесь есть копья — они начинают дрожать, предвещая роковые события.

— А сейчас они дрожат? Что они говорят насчет Испании?

Цезарь потянулся и взялся за древко одного из копий.

— Ничего. Все спокойно.

— Значит, ты хранитель этих реликвий? — спросила я.

— Их охраняет великий понтифик.

— Но они принадлежали царю.

— Регия была резиденцией царей, это название пошло от латинского слова Rex — царь. Древние цари обладали как светской, так и священной властью, и их жреческие функции унаследовали великие понтифики. Эта идея не умерла с установлением республики.

— Как и идея царской власти. Клянусь, я никогда не слышала столько разговоров о царях, пока не приехала в Рим. — Я помолчала. — Итак, ты ведешь свой род от царей и по должности выполняешь царские функции. Согласись, так недалеко и до официального принятия титула?

Цезарь, однако, предпочел оставить мои слова без ответа. Он сказал:

— Может быть, тебя позабавит то, что как жрецу мне помогают женщины, девственные весталки. На их попечении находится палладиум — деревянная статуя Афины Паллады, упавшая с небес в Трое и доставленная сюда Энеем. Хочешь взглянуть на нее?

— Если ты мне ее покажешь, — ответила я.

По его тону я поняла, что Октавиану, забавлявшемуся в хранилище реликвий, и впрямь было чего опасаться. Цезарь относился к реликвиям куда серьезнее, чем я думала поначалу. И Октавиан знал, что его поведение может быть сочтено кощунством.

Одновременно с объявлением нового календаря сообщили и о введении дополнительных дней. Дни «повторялись», что вызывало несколько необычное поведение. Одни стремились повторять все события прошедших суток, но улучшать их; другие решали, что лишний день вообще не в счет. Ну а вечные критики Цезаря — вроде Цицерона — отпускали ехидные замечания. Например, когда кто-то заметил, что восходит созвездие Лиры, Цицерон усмехнулся и добавил:

— Да, согласно указу.

А вот объявление о новой войне в Испании вызвало тревогу и удивление. Неужто гражданские войны никогда не закончатся? Народ пребывал в унынии, усугублявшемся ранними закатами и похолоданием. Оптимизм и воодушевление, царившие под ясным голубым небом во время триумфов, увяли с первыми морозами.

Настала пора дождей, за промозглым утром следовал унылый день. На вилле приходилось зажигать огни и закрывать ставни. Я с удивлением обнаружила, как угнетают сумрак и мелкий дождь, и задумалась о том, в какой степени энергия и оптимизм связаны с бодрящим климатом солнечной Александрии. Раньше мне казалось, что это мои природные качества, но, похоже, солнце и воздух играли здесь не последнюю роль.