Восхождение царицы

Перед моим мысленным взором предстала отвратительная картина злобного буйства, оставляющего после себя руины.

— Но она знает, что я приношу дар от чистого сердца.

Лазурит поблескивал на шее низвергнутой статуи среди развалин единственным цветным пятном, не считая пробивавшейся сквозь каменные плиты зеленой травы.

Это подношение подействовало на меня успокаивающе, ибо я бросила что-то в пасть разрушения.

— Идем, — сказала я. — Покинем это скорбное место.

Нам удалось найти хорошего доктора по имени Аполлос. Он был греком, но стал римским гражданином.

— Благодаря Цезарю, — сказал он, — иноземные врачи, ученые и художники стали получать гражданство. Я приехал сюда на время и в мыслях не имел здесь поселиться, но Цезарь ввел новые правила.

Он наклонился к груди Птолемея, прислушался к его дыханию и определил:

— Скопление мокрот. Лучший способ избавиться от него — выкурить. Жгите сушеный пажитник и сделайте припарку из сушеных фиг. — Он улыбнулся и похлопал по впалой маленькой груди Птолемея. — Не бойся. Увидишь, я поставлю тебя на ноги.

Мне он кивнул и сделал знак выйти и поговорить с ним с глазу на глаз.

— Не тревожься, — сказал Аполлос. — Мальчик поправится. Я предписываю обертывать его ноги шерстяной тканью, чтобы постоянно были в тепле, и давать еду, производящую тепло в животе: например, нут и грецкие орехи.

— Здешний климат ему не подходит, — сказала я. — К тому же сказывается тоска по дому. В конце концов, у нас в Александрии, в отличие от остального Египта, тоже не круглый год светит солнце. Бывают и дожди, и шторма.

— Скоро солнце покажется и в Риме, — сказал врач. — Зимы у нас короткие.

— Мне пришло в голову посетить храм Исиды, чтобы попросить о помощи, — сказала я, — но он оказался разрушен. Кто это сделал?

Врачи — люди осведомленные, и Аполлос, конечно, был в курсе дела.

— Это сделано по постановлению сената, — последовал ответ. — Сначала два консула распорядились разрушить алтари Исиды на Капитолийском холме, а потом сенат постановил снести и великий храм. Рабочие не решались начать это кощунственное дело, пока сам консул Эмилий Павел не снял тогу и не разбил дверь топором.

— Но почему?

— Я думаю, из-за неприязни ко всему чужеземному, — ответил он. — В Риме часто устраивают подобные чистки. И враждебность к иностранцам здесь в обычае. Извини за прямоту, царица, но разве ты не ощутила это на себе?

— Да. Еще как ощутила. Но если они хотят жить, отгородившись от мира, им не следовало отходить так далеко от своего уютного маленького города.

Кто, кроме самих римлян, виноват в том, что Рим теперь крепко связан с великим множеством стран?

— Цезарь не разделяет этих предубеждений, — заметил Аполлос и, рассмеявшись, добавил: — Похоже, мы с тобой — тому живые примеры.

Ясным погожим утром третьего ноября Цезарь пришел попрощаться. Я увидела, как он с непроницаемым лицом торопливо шагает по дорожке, а за спиной у него развевается плащ. Я вышла в атриум и дождалась его там.

Вокруг были слуги, так что слова прощания прозвучали официально.

Я взяла его за руку и повела в «восточную комнату».

— Нельзя нам расставаться так формально, оставив столько недосказанного, — промолвила я, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. — Итак, ты уезжаешь? Когда? Что с твоими легионами?

— Я отбываю в течение дня, — ответил он. — Отправляюсь в Испанию сушей, это полторы тысячи миль. Если покрывать по пятьдесят миль в день, буду там в первых числах декабря. Тогда противника мы захватим врасплох.

— Я знаю, ты уже проводил зимние кампании, — сказала я, — но на сей раз не окажешься ли ты в невыгодном положении? Противник уже укрепился, у него есть припасы. Что ты будешь делать?

— Я положусь на себя и найду правильное решение.

— А может быть, благоразумнее продумать действия заранее?

— Я продумал все, что можно продумать заранее, учитывая обстоятельства. Остальное непредсказуемо и требует принятия решений на месте, — заключил Цезарь.

Мне показалось, что он уже на пути в Испанию.

— Да защитят тебя боги, — неожиданно для себя воскликнула я. — Да сохранит тебя под своим покровом Исида.

— Ты знаешь, — мягко промолвил он, — что я не верю в такие вещи. Но если я поверю, что ты берешь меня под свою охрану, тогда…

Я обхватила его руками за шею.

— Под мою охрану, в мою память, во все мои помыслы!

Я поцеловала его со всей силой страсти, словно хотела запомнить, насколько он реален, каковы его губы, его зубы, его твердая челюсть.

Цезарь слегка отстранился, посмотрел на меня, помолчал — казалось, пауза длилась очень долго, — а потом сказал:

— Прощай, прощай.

Глава 30

Дожди продолжались; дни тянулись бесконечно, пока город, затаив дыхание, с нетерпением ожидал вестей из Испании. Не станет ли их новым господином молодой Гней Помпей? «Несомненно, они будут приветствовать его точно так же, как Цезаря», — думала я. О милостивая Исида, не допусти, чтобы Цезарь потерял жизнь на поле сражения вдали от дома! В конце концов, в этой Испании нет ничего особенного, и в его противнике тоже. Даруй Цезарю все, что угодно, кроме бесславного конца!

Так я молилась.