Восхождение в бездну

– Значит, мы не такие уж и разные, Стригой? – в голосе Люциана появилась тревога, краем глаза он заметил среди сухих стволов движение в стороне. Он силой сжал рукоять пернача так, что та прохрустела кожаной оплёткой под пальцами. – Мы тоже считаем, только лета. По сути, какая разница…

– Разные, – вдруг юнец остановился и обернулся на своих конвоиров. Его белые клыки заблестели в полумраке леса. – Жить и выживать – это очень по-разному… – он протянул связанные руки к конвоирам, и мул тут же заржал, словно его ранили. Встал на дыбы и дёрнул юнца на себя, да так сильно, что тот подлетел под копыта. С огромной силой передние ноги мула чуть не накрыли Стригоя. Люциан успел подскочить, толкнул плечом мула, и тот повалился набок. Табрис метнулся вперёд и гладиусом перерезал верёвку, чтобы вьючный скакун не дёрнул юнца вновь на себя. Перепуганное животное тут же вскочило вновь на ноги и принялось недовольно фыркать. С его спины упал глухой шлем Люциана, как знак, он подкатился к ногам паладина. Мул, пятясь назад, продолжал фыркать по сторонам, что-то чуя в лесу. – Я обманул вас, – прозвучал голос Стригоя, такой грустный и спокойный, что от него пошла дрожь. – Мне хотелось отомстить всему люду за брата, за кровных моих…

– К чему ты клонишь? – Люциан поднял шлем с земли и подошёл к юнцу.

– Я специально вас сюда завёл, – Стригой опустил глаза, ему стало стыдно, будто эта выходка с мулом показала, кто есть кто.

– Ещё не поздно, мы можем вернуться на дорогу, – Люциан достал нож и перерезал верёвки на запястьях юнца. Мул продолжает нервничать, и Табрис не может его успокоить.

– Слишком далеко зашли, они нас окружили…

– О ком ты говоришь? – Люциан вновь проглядел лес на просвет, и опять ничего, словно что-то есть, и одновременно ничего нет.

– Я говорю о мёртвых эльфах, они уже вокруг нас.

Действие 18 Лес для мёртвых

Лето. Дремучий лес. Ближе к вечеру.

Вековые деревья умерли, их тела торчат из земли, как столпы смерти, напоминая о былом величии праздника жизни. Тёмная земля давно уже не плодородна, она не даёт жизни даже траве, что колышется бледным прахом. В этом лесу распространён запах плесени и, может, чуток гнили – естественный аромат смерти. Сырым и затхлым воздухом тяжело дышать, постоянно кружится голова, будто дурман повсюду. То ли вечер уже наступил, то ли в этом чуждом лесу время теряет свой основной смысл из-за постоянно повисшего сумрака.

Вдали, средь стволов деревьев, образовалась тонкая нить тумана. Она режет сумрак леса по корням деревьев, неся в себе некую пугающую таинственность. Туман неспешно стелется по мёртвым корням, огибая стволы деревьев, как медленная вода, оставляя позади заводь. Кажется, его переваливающиеся потоки слышно, будто шипят, тихо крадутся, цепляясь пальцами за выступы, и подбираются всё ближе. Мул снова брыкнул, как холодный туман погладил его копыта, но тут же замер. Густой, как дым, туман заполнил лес вокруг, скрыв под собой все неровности корневой системы, преобразовав её своей идеальностью. Поднимаясь всё выше, он наполнял собой лес. Видимость теряется в его таинственности, буквально два метра – и всё, густой стеной он отделил всех друг от друга.

– Спина к спине, – чётко прозвучал голос Табриса, и Люциан тут же схватил юнца за плечо и потянул за собой. Он встал к спине друга, прикрывая его с тыла, а юнца прижал сбоку к ногам. – Сейчас начнётся, – шёпотом промолвил эрелим, – главное, Люциан, не отходи от меня.

– Ты тоже, друг мой, держись ближе, – слегка усмехнулся тот в ответ и надел глухой шлем.

– Простите меня, люди, я подорвал доверие… – Стригой даже сейчас не о жизни своей думает, а о чести.

– С тобой мы разберёмся после, сейчас будь храбр, но не до безумия. На нас охотятся… – Табрис надел свой шлем, а в руку взял щит со спины. Его доспехи блеснули остатками света, устремив последний блик по острию гладиуса в пугающий туман. Всё вокруг разом стихло и исчезло, туман накрыл их с головой.

Слабые силуэты стволов деревьев замерли, даже мула не видно, что в стороне не двигается, оцепенев от страха. Во всей этой затаившейся тишине вдруг что-то заскрипело, да так близко и резко, что, кажется, дерево переломилось надвое, и тут же вновь затихло, следом – опять где-то в стороне, и опять затихло. В этих пугающих тресках ощущается присутствие чего-то неживого и до озноба холодного. Неожиданно хруст промчался волной вокруг и послышался звук резкого удара, как будто сухое дерево упало в стороне. Мул тут же заржал, и его голос затих уже вдалеке, а туман только клубами пошёл по сторонам, как густая пена.