Восхождение в Согратль

Точно, президента.

Актовый зал поднимается амфитеатром вверх, внизу, на подиуме, — почетные председатели. Пара-тройка телекамер. Фотографы. Все уже на местах. К сожалению, не вижу ни Али, ни Сулиету. Протискиваюсь на единственное, словно специально для меня оставленное место. Оглядываю лица: все увесисто, но вместе с тем снуло. Четкое ощущение, что ничего нового от этого собрания «интеллигенция» не ждет, что все, в общем, прекрасно знают, как это было, бывает и будет впредь.

Появление президента — молодого, энергичного, элегантного Магомедсалама Магомедова вызвало что-то вроде воодушевления. Зал (хотя и не все) поднялся для аплодисментов. Ректор университета предложил президенту открыть собрание, что тот и сделал, выступив с зажигательной и не в меру, может быть, оптимистической речью.

«Амбициозная экономическая стратегия», «высокое качество жизни», «модернизация должна стать стержнем нашей идеологии», «преодолеть сумятицу в мыслях и в ценностных ориентациях», — бодро начал президент.

Собрание выслушало, но не отреагировало.

…Прорывные социально-экономические проекты, которые определяют будущее республики, могут быть реализованы только высококлассными и компетентными специалистами. Уже сегодня нам нужно готовить кадры, которые потребуются через несколько лет и которые смогут уже работать в новых условиях… Конечно, здесь нельзя избежать такой темы, как коррупция в системе образования…

Сколь бы ни была зажигательна и романтична речь президента, двум старым пертухам рядом со мной она в этом месте уже наскучила и они принялись переговариваться между собой, мешая записи.

«…Духовная сплоченность, единство и устремленность в будущее — такова должна быть наша цель и на вызовы террористов и на все наши современные вызовы и угрозы!» — почти прокричал президент, но шушуканье в зале нарастало.

Зато конец выступления утонул в громоподобной овации.

После этого остальным выступающим было предложено укладываться в регламент 5–7 минут, но решительно никому это не удалось. Пять, а то и все семь минут выступающие, в зависимости от возраста и чина, уделяли хвалам в адрес президента. Несколько выступлений были по-хорошему искренни, некоторые даже глубоки — было видно, что многие ждали этого собрания, чтобы высказать наболевшее: кто-то хорошо сказал про «полуправду», которая совершенно извратила понимание истинных процессов в обществе; кто-то призвал интеллигенцию проснуться, опомниться, увидеть наконец, в каком состоянии республика, и, как говорил Солженицын, «жить не по лжи».

Но чем дальше говорили ораторы, тем равнодушнее становилась публика, тут и там по залу возникли вполне интеллигентные междусобойчики, и в конце, когда надо было выбрать наиболее авторитетных «представителей интеллигенции» в правление конгресса, решено было голосовать предложенные (когда? кем?) кандидатуры «списком», а заранее подготовленную резолюцию, естественно, «принять за основу». Я вспомнил открытые партийные собрания советской поры и с ужасом подумал, что ничего не изменилось…

На улице я внезапно столкнулся с Али и Сулиетой.

— Так вы там были? И как вам? — поинтересовался я.

— Это просто позор! — бурно отреагировала Сулиета. — В какой-то момент я даже хотела… — но не уточнив, чего именно, сама обратилась ко мне: — А как ваш Хунзах? Вы повидались с Алибеком — главным знатоком старины?

— Нет, — уклончиво ответил я. Ну не мог же я сказать, что мы пьяные бестолково носились на джипе куда взбредет в голову?

— Жаль, — сказала Сулиета. — С Алибеком стоило встретиться. В свое время он мне рассказал историю, которая в какой-то мере характеризует кавказскую ментальность. Вам интересно?

— Да, — ответил я.

— Хаджи-Мурат собрал своих нукеров на площади Хунзаха и, гарцуя среди них, вдруг заметил одного молодого парня, который тоже въезжал на площадь, чтобы присоединиться к остальным. «А-а, здравствуй, сын красивой вдовы!» — громко произнес Хаджи-Мурат. Тут нужно знать горскую ментальность. Сказанное обидело парня. Он назвал его: «сыном красивой вдовы» и тем самым принизил его статус, ибо тот ехал на площадь как воин, а не как недотепа, как «сын», и чувствовал себя не хуже остальных. Он назвал его «сыном красивой вдовы» — и это значило, во-вторых, что он обратил внимание на его мать, запомнил, что она красива — к тому же вдова… А это было уже оскорбление матери. В пяти словах — столько скрытого смысла! Реакция сына была мгновенна: он выхватил пистолет и выстрелил в Хаджи-Мурата. Но пока он нажимал на спуск и летела пуля, Хаджи-Мурат успел обернуться под животом лошади, и когда пуля расплющилась о стену за его спиной — он уже вновь сидел в седле. Он ждал такой реакции парня. И все, что он сказал, он сказал, провоцируя его на выстрел. Тогда Хаджи-Мурат сказал: «Ты хорошо стреляешь. Ты славный воин». А теперь, — улыбнулась Сулиета, — ответь: чего он добивался? Хотел показать свою удаль? Но все и так знали, что Хаджи-Мурат не знает страха. Тогда, может быть, он хотел, чтобы парень проявил себя как воин, хотел похвалить его?