Восхождение Запада. История человеческого сообщества

Чрезвычайное богатство, насыщенность и изящество мысли Платона подразумевали, что его труды обращены к небольшой аудитории образованных и интеллектуально развитых слушателей. После смерти Платона аудитория почитателей философии состояла главным образом из тех землевладельцев, которые, потеряв свою традиционную роль лидеров полиса, зачастую оказывались не у дел. Такие люди не могли оставаться довольны сложившимся положением вещей. Интеллектуальное просвещение, которое софизм привнес в греческий мир, делало такое состояние для них невыносимым. Философия поэтому становилась все более грозным и в то же время коварным оружием и рассматривалась как своеобразный кодекс поведения для знати, которая утрачивала и свою традиционную социальную функцию, и религиозные убеждения предков. В такой социальной среде напряженность между импульсом, предписывающим следовать велению разума при любых обстоятельствах, и желанием верить в гуманизм мира людей никогда не была глубоко спрятана.

Конфликт между этими противоположностями многое объясняет в последующей истории греческой философии. Сначала доминирует приверженность причинности и жадное стремление абсорбировать, организовывать, понять и интерпретировать все более широкие объемы информации. Скептицизм преемников Платона в Академии и величественность новой системы знаний ученика Платона Аристотеля хотя и конкурировали между собой, но все же разделяли общее мнение о том, что здравый смысл — единственно удовлетворительный ориентир среди тайн нашего мира. Поглощение все новой и новой информации быстро вело к специализации: выделению естественных наук из философии, а также появлению филологии, риторики, критики из других отраслей знаний. Весь остаток, определяемый как собственно философия, постепенно утрачивал контакт со смежными областями знаний. Таким образом, философы изолировали себя от тех стимулов, которые обеспечивали поступление новых данных их предшественникам. Основной круг профессиональных интересов философии начал сжиматься вокруг проблем формирования некоего этического кодекса, для обоснования которого была необходима поддержка любой метафизической, физической или эпистемологической доктрины. Поскольку этот процесс практически полностью завершился ко II в. до н. э., то философия в Греции стала в какой-то мере заменителем религии, да и к тому же не очень качественным, поскольку практически все эллинистические философские школы той поры отвергали эмоциональный фактор.

Однако еще до того, как греческая философия выработала кодекс благородных и не слишком отдаленных от нравственных норм героического периода, работы Аристотеля (384-322 до н. э.) ввели в греческое мышление целую область знаний и строгий здравый смысл и непосредственно конкурировали со многими положениями учения Платона. В отличие от своего великого учителя, Аристотель не был человеком полиса; он был профессиональным мыслителем. Течение политической жизни Афин было для него лишь интересным предметом изучения; оно практически не затрагивало его эмоций. В конце концов, он не был уроженцем Афин и испытывал к этому городу не более чем просто привязанность, впрочем, как и к Стагире, городу своего рождения. Таким образом, Аристотель начал свою работу там, где Платон вынужден был закончить свою, — в стороне от больших городов, где можно было всецело посвятить себя получению знаний как самодостаточной ценности.

Масштабность и внутреннее великолепие работ Аристотеля, без сомнения, достойны восхищения. Он, как никто прежде, был близок к обобщению суммы всех знаний того времени; а на фоне его строгого рационализма некоторые полеты фантазии Платона представали просто ребячеством. Однако у Аристотеля нет ни блеска, ни поэтичности Платона: иногда кажется, что Аристотель скорее некая «думающая машина», чем человек. По иронии судьбы сама необъятность достижений Аристотеля (в совокупности с прямолинейностью и часто раздражающей прозаичностью сохранившихся работ) привели к его гораздо меньшему последующему влиянию, чем это случилось с Платоном. В пределах его собственной системы миропонимания Аристотель дал ответы почти на все поставленные вопросы. Ученики могли лишь восхищаться работами учителя или заниматься заполнением тех пробелов, которые он оставил открытыми; этим занимался, например, Теофраст, развивая свою классификацию растений. Все жизненно важные проблемы и наболевшие вопросы получили взвешенные и разумные объяснения в работах Аристотеля — ничто действительно важное не было оставлено без внимания. Последователям Аристотеля просто не осталось работы — в течение нескольких столетий, не имея достойных тем для обсуждения, они просто исчезли, позволив остаться работам своего учителя в незаслуженном забвении.