Воскресенье

***

Евгения тихо брела по городскому парку, а в голове не было ни единой мысли. Только пустота. Вокруг кипела городская жизнь, играла музыка. Где–то кричал ребенок: у него упало мороженое. Вот незадача. Если бы все наши невзгоды состояли в упавшем мороженом.

– Ох, ну, был же тихий, уютный городок, а с вашего приезда началось… – Давыдов беспокойно ходит по коридору городской больницы и яростно размахивает руками. – Просил же, ну не лезь ты в это дело, ну, просил же, что же вам все надо – то, а?! Какая! Номер, марку автомобиля запомнили? Я к вам обращаюсь, товарищ участковый!

Женя лишь отчужденно смотрит в пол, ничего не слышит и не видит. В голове пустота и не прекращающийся звон. Кошмарные кадры, как в кинофильме: «Москвич», снесенный прилавок и Олег Сухов, беспомощно лежащий на пыльном асфальте.

– Ну что, жив ваш больной, небольшое сотрясение, но скоро пойдет на поправку, – сообщил вышедший из операционной врач. – Завтра уже можете навещать, товарищи.

– Ну, вот и славно, – надевает фуражку Давыдов и обращается к Жене, – а вас, гражданка Круглова, завтра в 9:00 жду у себя в кабинете. У меня к вам очень много вопросов, и у следователя тоже. Честь имею, так сказать, – смахнув воображаемую пылинку с плеча девушки, он выходит из здания.

А Женя отчужденно бродит по парку, борясь с собственными предрассудками и принципами, которым она проигрывает сражения, но не войну.

–Ааа, Евгения Марковна, пусти, пусти, ей Богу, бес попутал!!! – Истошно вопит Скляр, схваченный в парке, за поеданием сладкой ваты. – Я не хотел, меня заставили!

– Чего ты болтаешь, Бармалей, кому ты нужен?! – Несмотря на выходной, Женя надела форму и вышла на работу, дабы не думать ни о чем.– Кто тебя заставил, отвечай!

– Я не могу, они, они убьют меня! – Кричит Витька, пытаясь вырваться. Но куда там? – И мамку тоже, а она больная совсем.

– Ладно, живи, – отпускает ухо Женя и садится на скамейку рядом, – значит, не писал заявление?

– Да вот вам крест, Евгения Марковна! – Садится рядом Витька, поправляя светлую кепку. – Я же вам говорил: патрули ходят, ну не мог я пойти, не мог. Кинулся к ним, – он поднял указательный палец к верху, – а они – иди к мамке, пусть пишет заявление, так, мол, и так, вынуждает пересечь границу.

– Понятно, – вздохнула Женя, – с матерью что?

– Сердце, – помрачнел мальчик, опустив кепку на глаза, – не жилец она, Евгения Марковна.

– У меня отец хирург, прекрасный специалист. Хочешь – позвоню ему, он посмотрит.

– Конечно, хочу, – закивал Витька и улыбнулся, – а когда?

– Завтра позвоню, там решим. На, купи себе мороженого, – сунула ему в карман несколько монет лейтенант Круглова. – Яна там как?

– Хорошо, – машинально ответил Витька и вдруг осекся, – вы сегодня с нами, товарищ участковый, ну, за «колючку»?

– Нет, – сухо ответила девушка, – передай, пусть возвращается домой. Вечность там все равно не пробегает.

– Передам, – кивнул Витька, – разрешите идти, товарищ милиционер?! – Бодро воскликнул, козырнув пионерским жестом.

– Иди, чучело, – тепло рассмеялась Женя. – Маме привет. Завтра обязательно позвоню.

– Спасибо, Евгения Марковна! – Поцеловав ее в щеку, Витька убежал в сторону дома, сверкая пятками.

Женя на мгновение улыбнулась, проводив его взглядом, но в душе снова засела грусть. Она не заметила, как привыкла к нему. Сухов всегда был рядом, чтобы не случилось, с другой стороны, Женя совсем его не знала. Но разве это было важно? Олег жив, и это самое главное.

– Ох, Евгения Марковна, простите, – столкнулась девушка с Яковом Моисеевичем, когда поднялась со скамейки и направилась к выходу из парка, – старость, не заметил.

– Ну, что вы, Яков Моисеевич, какие ваши годы? – Ответила Женя с улыбкой. – Гуляете?

– Да, вот, вышел почитать и, так сказать, духовно обогатиться, – мужчина, как всегда одетый во все светлое, с иголочки, вынул из завернутой в видавшую виды газеты книгу. – «Владимир Владимирович Ленин». Маяковский.

– Интересно, – оценила Женя, прихватив улетающую от ветра бумагу, – какая интересная у вас газета. Это же, – Она взглянула на дату. 1948-й год, но привлекло ее не это. На первой странице была напечатана фотография Елены Ракицкой и еще нескольких девушек. – «Забытый подвиг рижских партизанок…», – прочла Женя, – Яков Моисеевич, откуда это у вас?!