Воскресенье

– Я, кажется, сошла с ума, – глядя в одну точку, проговорила Женя.

– Это посттравматический синдром. Эмоций многовато, – укрыл ее одеялом Сухов, присаживаясь рядом. – Отдыхайте, все хорошо. Я тут приберу, утром тебя разбужу.

– Я домой хочу, Олег, – тихо сказала Женя, глядя в потолок, – это не моя страна. Что–то невероятное происходит, а я не пойму совсем, что делать? Чудеса какие-то, тайны, убийства, Карасевы, Олег, – приподнялась она, взяв парня за руку и глядя ему в глаза. – Это же моя страна, мой СССР, где милиция защищает, граница под замком и щит надежен, Олег, это ведь так? – Отчаянно проговорила девушка.

– Да, но жизнь – это всегда черное и белое, не всегда все хорошо, и не всегда все плохо. Ты хороший человек, Женя, но она куда сложнее, чем кажется. Голыми эмоциями и законами ее не сломать.

– Но я не хочу ломать, – уселась рядом Женя. – Я не хочу ломать, я хочу беречь то, что есть. Мои порядки в моем государстве, Олег, а кто ты?

Повисло молчание. Тишина, лишь сопение Жарикова–Шарикова в углу.

– Олег, – тихо повторила девушка, – я тебя слушаю.

– Ладно, – сдался Олег, – позвольте представиться: сотрудник уголовного розыска города Ленинграда, Сухов Олег Юрьевич, по званию – капитан, кавалер ордена «За отвагу» и отчаянный борец за твое сердце, Евгения Круглова,– бодро отрапортовал Сухов.

–Ааа… – осела Женя, захлопав глазами, – ничего себе. Это какая–то шутка.

–В шутку оперов из Ленинграда на границу не вызывают.

– Не понимаю, – сонно протерла глаза Круглова, – а в Береговом ты что забыл?

– А это смешная история, – подмигнул Сухов, – в районе Ладоги я предпринял попытку пересечь финскую границу, за что был схвачен полковником Давыдовым, незаконно опустившего сети в тех местах. С тех пор он вечно таскает меня за собой. А тут сказал приглядывать за товарищем участковым.

– Что значит приглядывать? Я, что, ребенок вам?! – Возмущенно крикнула Женя. – Знаете что, капитан Сухов, идите–ка вы домой! Я за собой как–нибудь сама пригляжу!

– Ну, нет, одну я тебя не оставлю.

– Встал и вышел из моего дома, – жестко сказала Женя, злобно сощурившись.

– Я не понимаю…

– Мне повторить?

– Вы совершаете ошибку, товарищ участковый, – Олег поднялся и прошел к выходу, – спокойной ночи, – хлопнула дверь.

– И вам не хворать, – холодно бросила Женя, и, укрывшись одеялом, выключила свет. Потом опять включила и выключила.

Какая нелепица! Следить за взрослым человеком, она предполагала, что у него чувства, а товарищ капитан просто следил! Немыслимо! Сердце защемило от обиды и отчаяния. Никогда ей еще не было так до слез неприятно. Ведь почти поверила! Ведь почти!

Включив свет, Женя утерла слезы и взяла со стола газету, одолженную у Якова Моисеевича.

Насколько же юные были эти девушки, эти рижские партизанки. Самая младшая – Рузиля Гарифуллина, командир отряда. С газеты на Женю смотрели огромные, темные и строгие глаза татарской девушки. Ямочка на подбородке. Волосы убраны в косички. Совсем девочка, детская улыбка. Хочется потрепать за щечки. Галина Сокол была другой – смеющийся взгляд, большой нос и совсем маленький рот. Ангелина Портнова – холодная блондинка с леденящим взглядом. Маргарита Бондарь – серьезная, по – настоящему красивая. Грустный взгляд. Смешные, торчащие уши. Волосы убраны в маленькую косу. Елена Павловна. Совсем юная Ракицкая. Вытянутое лицо. Мелкие черты лица, утонченные. Встревоженный, немного удивленный взгляд. Коротко стриженные волосы.

«Правду. Пожалуйста».

Круглова вздохнула и убрала газету под подушку. Надо спать. Предстоял тяжелый день.

Неожиданно тишину разорвал грохот выбитого стекла: на пол комнаты упал тяжелый камень, едва не угодив в девушку. Заливисто залаял Жариков–Шариков. Ошалевшая Круглова, спрыгнула с кровати, накинула пиджак поверх сорочки и выбежала на улицу.

Никого. Лишь собаки лаяли где-то далеко.

Вернувшись, Женя застыла на пороге. В доме кто–то был, она явно чувствовала дыхание. Взяв в руки кочергу, девушка резко включила свет.

– Спокойно! Спокойно, это всего лишь я! – Крикнула Яна, стоявшая посреди комнаты.

– Ты, да я тебя! – Зарычала Женя. – Я тебя сейчас на флаг порву, Советский, как Канаду в хоккее уничтожу! Что ты здесь делаешь вообще?!

– Пришла поговорить, – ответила Яна, не сводя глаз с кочерги.

– О чем? – Не могла успокоиться Круглова. – О том, зачем ты у финнов прячешься или принуждаешь советского милиционера границу перейти?!

– Что у вас тут… – застыл на пороге Сухов, – оп-па, вот это да. Яна?! А ты здесь откуда?

– Ты вообще здесь откуда? – Рявкнула на него Женя. – Сказала – уходи!

– Ну, я не мог тебя оставить, поэтому спал здесь, в мотоцикле.

– Сумасшедший дом, – закрыла лицо руками Женя.

– Страсти по Шекспиру, – согласилась Яна.

– А ты вообще у меня в детдом пойдешь, – властно ответила Женя, – чего пришла–то, набегалась?

– Птицу в клетку не загнать, птенчик волю любит, – приподняла брови девочка, приподнимая подол белого сарафана и усаживаясь на стул у батареи, – я дочь Советской партизанки, упрячете – все равно сбегу. Поэтому лучше нам работать вместе, Евгения Марковна.