По интонации замечаю, что Николай сделал ударение на последнем слове.
«Ну, что, Тень, – мысленно говорю я сам себе, – всяким тебе приходилось заниматься, пора и навоз научиться разгребать».
– Смотри, – Николай подводит меня к задней стене ангара, – здесь есть ворота и дверь, берёшь вон ту тачку, – мутант показывает на двухколёсную тележку, – лопату и дуешь отсюда прямо по дороге на фермы. Приземистые здания. Не перепутаешь. Приходишь, говоришь деду Пантелею, что от меня, и что ты новый отходник, он у нас за свиней отвечает. Накладываешь полную телегу свиного дерьма и везёшь сюда. Затем, – Николай показывает на пластиковый куб, с вделанной в него широкой горловиной, на манер воронки, только в несколько раз больше, – закидываешь навоз в смеситель, добавляешь воду, чтобы не жидко и не густо, и мешаешь, крутя ручку. Вот так, – Николай крякнув начинает крутить ворот, и я слышу, как в баке при этом что-то хлюпает и чавкает. Представляю, что там за смесь, давлю приступ тошноты. – Усёк?
– Угу, – киваю я.
– Затем, – Николай продолжает ликбез, – открываешь вот этот вентиль, – указательный палец тычет в кран, – и жижа сама перетекает в биореактор, – Николай указывает рукой в пластиковые контейнеры, закопанные в землю. – Как перетекло, тоже помешиваешь, крутя мешалку. Без фанатизма! – предупреждает Николай. – Так несколько раз крутанёшь и идешь за новой порцией.
– А как следить за уровнем? – спрашиваю я. – Чтобы не перелить.
– Вот по этой метке, – Николай подводит меня к прозрачной трубе, посередине которой стоит грязно-бурая жижа, – это типа гидроуровня, следишь, чтобы примерно посередине жидкость стояла.
– А газ куда потом отводится? – мне стала интересна вся эта технология получения халявного топлива.
– Метан скапливается вверху ёмкостей, – отвечает Николай, – затем, по трубке, газ поднимается вверх. Проходит через фильтр – гидрозатвор, но мы его называем бульбулятор, где очищается от пара и уходит в газгольдер – хранилище, – Николай поднимает глаза, я вместе с ним и вижу, что под потолком ангара висят резиновые камеры, судя по размерам от тракторов, – так и храним, а потом заправляем баллоны. Ничего сложного, технология проста, как две копейки, – Николай улыбается, – только, он серьёзнеет, – главное, всегда следи за ней. – Николай тянет меня за рукав и подводит к небольшой клетке, стоящей на полу среди биореакторов.
Я приглядываюсь и замечаю, что в клетке скачет серая птичка, размером чуть поменьше воробья.
– Это канарейка, – поясняет Николай, – хорошо чувствует метан. Их раньше шахтеры в забой с собой брали. Если есть утечка, а газ тяжелее воздуха, и скапливается понизу, у пола, то птица это почувствует. Это тоже твоя обязанность – следить за ней. Если увидишь, что она суетится в клетке или того хуже, лежит на дне, бьёшь тревогу. Хотя у нас всё герметично, и мы поставили перегородку, сам знаешь, как газ взрывается. Всё понял?
– Да, хотя…
– Валяй, – Николай смотрит на меня.
Я задумываюсь, и мне ничего лучше не приходит в голову, как спросить:
– А почему у канарейки такой странный цвет? Они разве не желтые должны быть.
– Угольная пыль, – ничуть не удивившись отвечает Николай, – что ещё?
– Вроде всё.
– Тогда приступай, – командует Николай, – я всё время здесь, лучше переспросить, чем сделать не так. Да и ещё, – мой новый начальник задумывается, – свиной навоз – это не всё, что мы туда закидываем. Ещё добавляем отходы растений и пищевые остатки со стола, а иногда и дерьмо из выгребных ям. Обед через два часа. Еду нам приносят. Я свистну, когда. Работай!
Николай уходит, а я, взяв лопату и тачку, думаю, что после всего что я увидел и унюхал, есть уже точно не смогу…
– Ты бери поменьше, кидай поближе, и спина скажет спасибо, – тараторит, вынув изо рта самокрутку, низенький бородатый старичок, одетый в телогрейку и ватные брюки, заправленные в резиновые сапоги. На голове у Пантелея лихо заломленная на одно ухо шапка-ушанка. Не прошло и пяти минут, как я пришёл на свиную ферму, чтобы набрать навоза, как старик засыпал меня поговорками.
Я гребу совковой лопатой дерьмо из-под хряка, лежащего на боку, из-за смрада в хлеву у меня слезятся глаза и при этом я давлюсь от смеха. Пантелей, который больше похож на ожившего домового, продолжает начатый при знакомстве разговор:
– Ты, стало быть, наш новый отходник? – старик затягивается самосадом. Выпускает пару колец под потолок низкого бревенчатого сарая, обшитого снаружи листами пенопласта, и протяжно говорит:
– Да… брат, житуха. Наука твоя не хитрая, да дело тяжкое. Не каждый на такое сподобится, дела общественные превыше своих поставить. Мой тебе совет, сынок, задумаешь от трудов своих неправедных отдохнуть, ты к Марфе подойди, её завсегда узнаешь, она девка видная, в теле вся такая, как калач налитой, в больничке, при монастыре работает, и скажи, что мол Пантелей с гостинцем прислал. Она тебе чего-то там плеснёт, а ты с животом на день сляжешь, и тебя от работ освободят. Ты как думаешь, лучше толчок с утра проломить, чем кости к вечеру сложить, а?