Воскрешение из мертвых

— Сам, правда, не сам. Но и лечиться не лечился. Просто один умный человек, дай бог ему здоровья, мне мозги вставил — вот и весь секрет. Были у меня мозги, затуманенные алкоголем, а он мне их прочистил. Я этому человеку по гроб жизни буду благодарен.

— И что же это за человек такой?

— Устинов Евгений Андреевич, дай бог ему здоровья.

Словно бы током ударило Щетинина. Опять этот Устинов! Ну надо же! Вот уж поистине тесен мир, тесен.

— Мозги, говоришь, прочистил? — переспросил Щетинин. — И как же он это делает?

— Не знаю. Словами вроде бы и не объяснишь это, — дядя Саша пожал плечами. — Я, бывало, и сам удивляюсь. Вроде бы говорит он все такое, что и раньше ты знал, а только по-другому ты слова эти воспринимаешь. Я как к нему в «поборники трезвости» записался, совсем другим человеком стал.

«Так вот откуда, значит, эта непримиримость, — думал Щетинин. — Вот откуда этот огонек сектантского упорства в глазах дяди Саши. То-то сразу почудилось мне что-то знакомое, недавно виденное. А выходит, вон куда ниточка тянется…»

— Тебя послушать, — сказал Щетинин, — так этот Устинов ваш прямо волшебник какой-то, чудотворец.

— Не знаю, кто уж он там, — сказал дядя Саша. — А только факт налицо. Кто я был раньше — и кто я теперь? Насчет волшебника не знаю, а человек это настоящий, я так скажу. Бескорыстная душа. Я тут как-то сунулся, отблагодарить его хотел, так он меня прямо с порога прогнал. «Я понимаю, говорит, что вы это от чистого сердца, но больше, говорит, так никогда не делайте». И подарков никаких не берет, ни за что. «Лучший, говорит, подарок для меня — это ваша трезвая жизнь». Вот какой человек! Я ведь только благодаря ему и узнал, что такое настоящая человеческая жизнь, чем она от свинской отличается…

— Ясно, ясно… — сказал Щетинин. — Но мы уже вроде бы отвлеклись от темы. — Не мог он и сам объяснить себе точно, что именно, но что-то раздражало его сейчас в дяде Саше. Понимал он, понимал необоснованность и даже некоторую противоестественность этого своего чувства, и оттого, пожалуй, раздражался еще больше.

— Хорошо, дядя Саша, будем разбираться, — с выражением решительной суровости в голосе произнес Игорь Сергеевич и пошел, заторопился к себе в партком. Другие, неотложные дела уже ждали его.

Однако и за другими делами не выходило у него из головы это происшествие. И не оставляло его, когда он думал о разговоре в медпункте, одно странное ощущение: вдруг стало ему казаться, что время от времени в глазах дяди Саши мелькала лукавая хитринка: так смотрят на человека, о котором знают что-то тайное, скрываемое до поры до времени.