Воскрешение из мертвых

Вечером Ломтев сел за письмо Устинову.

«Уважаемый Евгений Андреевич!

Посылаю Вам, как мы и условились, первую порцию своих самонаблюдений. Первое время приходилось иногда заставлять себя садиться за дневник, но постепенно, думаю, втянусь в это дело. Помню Ваши слова о том, что дневник имеет смысл только тогда, когда ты честен перед самим собой, им я и старался следовать. Конечно, многое остается «за кадром», но я стремился писать лишь о том, что имеет непосредственное отношение к нашей с Вами проблеме. И уже сейчас чувствую, как эти ежедневные писания помогают мне взглянуть на себя словно бы со стороны, реально оценить все, что происходило и происходит со мной. Это действительно очень важно. Наверно, многие люди совершают ошибки и даже калечат свою жизнь именно оттого, что не умеют объективно оценить свои поступки, а значит, и предусмотреть их последствия.

Еще раз благодарю Вас за все, что Вы сделали для меня. Когда я вспоминаю, как Вы приняли меня, по сути дела совершенно незнакомого человека, «алкаша», если говорить грубо и откровенно, как приютили, дали ночлег, нашли для меня доброе слово, во мне укрепляется вера в человеческую отзывчивость, в способность человека откликнуться на чужую боль и чужое страдание. Жена моя тоже говорит, что преклоняется перед Вами. Не сердитесь за эти слова — они от сердца.

Надеюсь, что скоро сумею приехать опять в Ленинград, чтобы «подзарядиться» Вашей убежденностью и Вашей энергией. Это мне необходимо.

Всего Вам хорошего и всяческих успехов в Вашей трудной и такой нужной работе.

В. Ломтев».

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ УСТИНОВ

К началу заседания клуба поборников трезвости Игорь Сергеевич Щетинин опоздал. Впрочем, это не имело существенного значения. Он и не намеревался сидеть здесь от звонка до звонка. За многие годы своей работы Щетинину не раз случалось оказываться в составе разного рода комиссий, не раз доводилось выступать и в роли проверяющего и в роли проверяемого — так что механикой этого дела он овладел в полной мере. Венец любой проверки, ее, если можно так выразиться, заключительный аккорд — это справка. Написать справку так, чтобы не приходилось потом перерабатывать ее по нескольку раз и дотягивать, — это своего рода искусство. Без навыка тут не обойтись. Доводилось Щетинину знать даже докторов наук, профессоров, которые, едва доходило дело до писания справок, становились беспомощными, как младенцы. Авторы научных трудов, диссертации позащищали, язык подвешен хоть куда, заграничные журналы свободно читают, а возьмутся справку сочинять — так хуже малого ребенка. Бестолковость абсолютная. Что же касается самого Щетинина, то он здесь любому профессору давал десять очков вперед. Проверки, справки — это была его стихия. Он обладал умением совершать эту работу энергично и быстро, с наименьшей затратой собственного времени. Важно было лишь почувствовать общую ситуацию, ухватить дух момента, некую сверхзадачу, которая непременно обнаруживалась за той или иной проверкой. Подобрать, отсортировать нужные факты — это уже не проблема. Интуиция редко подводила Игоря Сергеевича. И теперь мнение об Устинове, по крайней мере в общих чертах, вырисовывалось достаточно определенно. Остальное — уже детали, дело, как говорится, техники.

В вестибюле Дома культуры было безлюдно, царила строгая тишина, оберегаемая старухой вахтершей. Щетинин на минуту приостановился возле нее.

— Заседают уже? Трезвенники-то? — спросил он. — Собрались?