Воскрешение из мертвых

Все это, в общем-то, не ново, конечно, однако он по-своему миф этот преподносит и заставляет задуматься. Собирается даже письмена те или хотя бы фотокопии их не только духовенству, но и прихожанам местного собора продемонстрировать, чтобы не быть голословным.

Это и есть моя главная новость, дорогой внук, а все остальное как было, так и осталось. В моем бытии тоже все незыблемо, даже здоровье. Приехал бы навестить старого своего деда и непременно с Анастасией. У меня целая куча вопросов к ней. В тетрадку их записываю.

Жду вас и благословляю по старой привычке.

Твой дед Дионисий».

Андрей невольно улыбается, представив, как дед его разинув рот слушает нового преподавателя семинарии, прикидываясь простаком и задавая ему наивные вопросы. Это он умеет делать артистически…

Размышления Андрея прерывает приход Насти.

— Привет аспирантуре! — весело кивает она Андрею. — Что это у тебя физиономия такая радостная?

— А она у меня всегда такая, когда ты приходишь. Не замечала?

— Сегодня, однако, какая-то особенная.

— Ну, тогда, значит, письмо деда так меня обрадовало. Прочти его, тут и о тебе кое-что.

Настя снимает туфли и ложится на диван.

— Устала я сегодня, — вздыхает она. — Занималась не совсем привычным делом — сыском.

— Сыском? Это любопытно. Расскажи, пожалуйста.

— Прежде прочту письмо доктора богословия.

Читая, она посмеивается:

— Ну и задористый характер у твоего деда. Не даст он спокойной жизни новому преподавателю семинарии.

— Если понадобится, то и мы ему поможем.

— Похоже, что он его и без нас… Ну, а сыск мой касался родословной Вадима Маврина. Отыскала я людей, знавших его отца и мать. Духовного звания оказались. Отец дьяконом был, а мать после его смерти ушла в женский монастырь. Пятилетнего Вадима оставила у старшей сестры, которой было не до воспитания племянника. Вот он и вырос забулдыгой, и если бы не Варя… Но это ты и сам знаешь.

— Мать его все еще в монастыре?

— Этого никто не знает. А сестры ее, у которой Вадим воспитывался, нет уже в живых.

— Что же в таком случае дают нам раздобытые тобой сведения?

— Разве только то, что никаких родных у Вадима нет.

— Тогда снова он с Корнелием Телушкиным Надо, значит, искать след этого проходимца, и тут вся надежда на Татьяну Петровну. А ты все еще «Второй Ватиканский собор» штудируешь?

— Буквально зачитываюсь! Чертовски все интересно. Ты послушай, что на нем соборные отцы о диалоге с коммунистами говорили. Вот, например, что заявил кардинал Альфинк:

«Будем же избегать всякого нового осуждения коммунизма. Почему? Да потому, что это делалось неоднократно и бесполезно делать это еще раз. Это решительно ничего не изменит… Как показывает опыт компетентных людей, такого рода осуждение бесполезно и совершенно ни к чему не приведет. Напротив, диалог может принести пользу. Не будем же мешать этому диалогу крикливыми заявлениями».

— И эту точку зрения кардинала Альфинка разделяют другие прелаты католической церкви? — спрашивает Настя.

— Не все, конечно. Западногерманский епископ Дабелиус, например, заявил, что атомную смерть следует предпочесть жизни при коммунизме. Но подобная позиция ультраконсервативного духовенства, считающего коммунизм «союзником дьявола», не была поддержана здравомыслящим большинством епископов.

— Не отказываются же они, однако, от борьбы с коммунизмом?

— Пока меняют только тактику. С пути насилия переходят на путь диалога, то есть борьбы идей. Речь идет об изменении официальной позиции епископата и христианства в целом не в стратегическом, так сказать, а лишь в тактическом отношении. Все это делается, конечно, не с целью ослабления, а для укрепления католической церкви в условиях современного мира.

— Да, — усмехается Настя, — по-военному четко определил свою позицию нынешний наместник престола святого Петра. Жизнь, однако, заставляет и папу и его епископат изворачиваться и ловчить: демонстрировать близость церкви к простым людям, представлять ее «матерью бедных и обездоленных».

— Священникам рекомендуется даже всячески приспосабливать церковный культ к обычаям различных народов и делать его недорогим…

— В связи с этим, — перебивает Андрея Настя, — вспоминаются мне слова Жана Жореса, сказавшего, что церковь стремится стать на сторону слабых, когда слабые становятся сильными.

— Это какой же Жорес? Французский историк? Тот, который написал «Историю Великой французской революции»?

— Тот самый. Кстати, это ведь он в девятьсот четвертом году основал газету «Юманите», ставшую боевым органом французской революционной демократии. Не пора ли, однако, кончать дискуссию и подумать об обеде?

— А чего думать — я тут приготовил кое-что. Прошу к столу!

7

Едва Татьяна собралась позвонить подполковнику Лазареву, как раздался звонок самого Евгения Николаевича.

— Здравствуйте, Танечка!

— А я только что хотела вам позвонить…

— Сработала, значит, телепатия, — смеется Лазарев.

— Чем порадуете, Евгений Николаевич?

— Приезжайте, есть материал для размышлений.

— А когда?

— Да хоть сейчас. Даже лучше всего именно сейчас. Возьмите такси и прямо к нам.

— Еду.