Воскресный день у бассейна в Кигали

Элиза очень любила жизнь, жадно впитывала ее, стараясь забыть, что ежедневно сталкивалась лишь со смертью. Она дарила. свое маленькое полное, но крепкое тело всякому, кто напоминал ей о торжестве жизни. Раньше она любила южноамериканского террориста, потом в»1970 году в Квебеке боролась за легализацию абортов, а сейчас была убеждена, что в этой стране на краю света, в этом гнилостном аду, у нее получится сделать что-то нужное, полезное. У себя дома все было так легко. А здесь приходилось все изобретать заново. В случае с Методом-придумывать фразы, слова, улыбки, которые облегчили бы его страдания, позволив с достоинством закончить жизненный путь, по которому ему осталось пройти совсем немного. Так на почве разговоров о лимфоцитах и грибке, по мере развития туберкулеза и диареи Элиза и Метод стали друзьями, сблизились и почти влюбились друг в друга. Увядание Метода сближало их. Ни один больной еще так не волновал ее. Метод об этом не знал и принимал повышенное внимание Элизы за проявление чувства долга белой медсестры, приехавшей на помощь неграм. Она нравилась ему, он любил ее почти как сестру. Он узнал, что она согласится даже пойти на преступление ради того, чтобы облегчить ему смерть, когда, превратившись практически в ходячий скелет, подобие мумии, он не сможет больше терпеть такую жизнь. Элиза сказала ему: «Когда тебе надоест мучиться, только скажи мне. Ты упорхнешь легко. Как птичка».

Элиза была рядом. С грустной улыбкой на лице, с морфином и шприцами в сумке и огромным бокалом виски в руке. Метод сделает то, что обещал, а потом его унесут в небо химические крылья, которые добыла Элиза. Метод, столь любивший жизнь, был счастлив умереть именно так. Он прошептал Рафаэлю: «Даже богатые американцы не могут себе устроить такую вот смерть», потом обратился к Валькуру: «Я сделаю отличный фильм для тебя, с ним ты разбогатеешь». И снова забылся коротким сном. Тем временем Агата раздумывала, а не захочет ли Метод перед тем, как отправиться в рай, в последний раз почувствовать, как умело. и со знанием дела ему сделают массаж того проклятого органа, который и свел его в могилу, потому что хозяин совал его куда попало, не предохраняясь. Умереть и не испытать оргазм в последний раз, сказала она одной из своих парикмахера, - это все равно что умереть в одиночестве, не испытывая ни к кому привязанности. Парикмахерша согласилась с Агатой и вызвалась возбудить в последний раз молодого человека, который в свою время сводил с ума всех женщин Кигали. Однако, воздавая последние сексуальные почести, она все равно надела перчатки. Она была ВИЧ-инфицированна и знала это, но не хотела подхватить вирус во второй раз. Девушка села рядом с худым телом Метода, около матери, которая по-прежнему держала сына за руку. Рука девушки в перчатке принялась шарить под покрывалом и, нащупав маленький чахлый член, стала, несмотря на то что была проституткой, и весьма искушенной, ласкать его так, как прежде никогда этого не делала. Деликатно, медленно и плавно, вкладывая в прикосновения всю Нежность и уважение, на которые была способна., «Доставь ему огромное удовольствие, девочка моя перед тем как он отправится на небо», - сказала мать. Матильда поняла, что одной рукой не обойдется. Она должна была сделать то, в чем всегда Отказывала настойчивым клиентам из Европы. До неба рукой не достать, а вот ртом… Друзья поставили стаканы, Агата быстро проглотила канапе, и все, собравшись вокруг кровати и благоговейно затаив дыхание, стали восхищенно наблюдать. Мать откинула покрывало и развязала пояс его халата, положила руку на голову Матильде и мягко подтолкнула ее к двум костям, которые раньше были ногами Метода, приговаривая: «Соси, соси, пусть из него выйдут последние соки жизни». И Матильда взяла его вялый член своим широким ртом, прошлась по нему языком и губами. Словно глиняный горшок, обретавший очертания на гончарном круге, под воздействием терпеливых губ член Метода, живого мертвеца, начал принимать отчетливую форму. Метод прошептал: «Нет у меня больше члена, нет спермы. Твой язык, подобно змее, околдовывает меня, но мой язык еще жив, позволь мне выпить тебя». Не говоря ни слова, Матильда разделась и при поддержке Рафаэля и матери опустилась промежностью прямо на губы Метода. Изможденная, пресытившаяся, удовлетворенная, радостная, содрогаясь, она рухнула на Метода, закричавшего от дикой боли.