Воскресный ребёнок

С интернатом он всё уладит. Ещё не знаю, хочется ли мне. Хотя когда тебя на неделе кто-нибудь забирает из интерната – это всегда здорово. Пусть даже Кристиан. Он вроде довольно милый. Может, и учитель хороший, если разговаривает со своим классом так же, как со мной сейчас. И к тому же он говорит хорошие вещи про нас с Уллой. Что он Уллой очень гордится, ведь она пишет замечательные истории для детей, и что это трудно, потому что за это мало платят, а знаменитой она ещё не стала. И что она очень изменилась с тех пор, как у неё появилась я, прямо-таки «расцвела», и ему, если честно, даже немножко завидно, потому что с ним она никогда так не «расцветала».

Я чувствую, что Уллу он очень любит и ему грустно от того, что теперь её нужно делить со мной. Это я понимаю. Мне тоже не особо нравится делиться. А делиться Уллой – особенно. Но я вижу Уллу только по воскресеньям, а всю оставшуюся неделю она только его – это ведь намного больше времени, чем одно-единственное воскресенье!

Тут Кристиан смотрит на меня сквозь свои дурацкие круглые очки, долго-долго, и говорит:

– Думаю, всё изменится. Насколько я знаю Уллу…

Он замолкает, шарит рядом с собой и вдруг… откусывает от Уллиного бутерброда…

Сейчас он его слопает! Весь!

А между укусами говорит:

– Улла сказала, что воскресенья с тобой всегда слишком быстро кончаются.

Я толком не слушаю – смотрю во все глаза, как у него во рту исчезает Уллин бутерброд… В бороде застряли крошки хлеба.

Вдруг в дверях появляется Улла. Она трёт глаза под очками и спрашивает:

– Ну, как вы тут?

– Он ест твой бутерброд, – говорю я, показывая на Кристиана. И не могу удержаться от смеха – он делает такое лицо, как будто сейчас получит страшный нагоняй. Улла перестаёт тереть глаза, подбегает ко мне, обнимает и спрашивает:

– Ты его для меня сделала?

Я киваю.

– Эй, а ну давай сюда! – кричит Улла Кристиану. – Это мой бутерброд!

И хочет схватить маленький кусочек, который Кристиан держит в руке.

– Ну тебя тут и балуют! Вот бы мне так! – восклицает он и поднимает кусочек повыше.

И они начинают возиться, совсем как дети. Как с ума посходили, честное слово! Щекочут друг друга, орут, визжат и хрюкают! А я сижу рядом и чуть не фыркаю от смеха. Ну прямо хуже, чем на школьном дворе! И вдруг я оказываюсь в самой гуще возни. Вот это да! Времени удивляться нет, надо защищаться, потому что эти двое начинают щекотаться, исподтишка. Я сопротивляюсь, но не сильно, чтобы никому не сделать больно.

– Всё, хватит! – в конце концов обессиленно стонет Улла. Вид у неё как у ощипанной курицы.

– Хватит, – кивает Кристиан. У него видок не лучше, особенно борода. – Идёмте есть торт, – объявляет он, расчёсывая пальцами бороду. – Плачý я. В наказание.

– Будем надеяться, что наказание подействует, – говорит Улла и спрашивает меня: – Ты как, хочешь?

Ясное дело, хочу! Когда это я от торта отказывалась?

– А как же твоя работа? – спрашиваю я. Ей ведь надо писать.

– Готово, – говорит Улла, идёт на кухню и приносит большой коричневый конверт. – Марки наклеены, адрес написан, можно отправлять. А тебе поручение: опустить его в почтовый ящик – на счастье!

Я беру конверт и прижимаю к себе. Чтобы ни в коем случае не потерять. В нём – Уллина работа! Интересно, какая? Улла говорит, это книжка для детей. Пусть расскажет её мне. Читать сама я не люблю – рассказывать быстрее.

Мы одеваемся, и тут я вспоминаю – как раз вовремя – про блузку Андреа и листок с автографом. На этот раз я твёрдо решила ничего не забыть, совсем ничего.

Улла говорит, что всё уже приготовила: свою книгу она мне, само собой, подарит и добавит ещё одну для Андреа. А автограф сейчас быстренько напишет.

Я смотрю, как она пишет на бумаге – Улла Фидлер. Очень красиво. Может, оставить листок себе?

А потом мы отправляемся в путь. Все втроём! У Кристиана есть машина, и на ней мы едем в кафе. В какое? Я знаю тут одно, на углу перед интернатом. Там я никогда ещё не бывала. Только наши старшие иногда заходят туда после школы. И по воскресеньям тоже там околачиваются. Нас, младших, туда не пускают. Но сегодня мне можно. Потому что я с Уллой. И с Кристианом.

Машина у Кристиана так себе: старенькая и ужасно тарахтит. Разговаривать в ней невозможно.

Перед кафе стоит почтовый ящик. Туда я бросаю толстый коричневый конверт. Кристиан и Улла наблюдают, как я это делаю: Кристиан придерживает клапан ящика, а Улла три раза плюёт через плечо – на удачу. А потом мы входим в кафе. Надеюсь, там как раз сидит парочка наших старших. И они меня увидят. Меня и мою воскресную маму! И Кристиана! Теперь он больше не мешает. Вообще-то он очень даже вписывается в нашу компанию. Рядом с ним мы как близнецы-лилипуты – вот умора!

В кафе и правда сидит кое-кто из наших. Они меня замечают, начинают пялиться и корчить рожи. Я показываю им язык. Вот так!

Мы заказываем какао. Когда его приносят, я вспоминаю, что сегодня ни разу не пила из красной чашки. Которая теперь моя навсегда. Ну да ладно, в следующий раз. Она ведь никуда не убежит. Не будет же Кристиан из неё пить. Наверное, можно попросить, чтобы он мне это пообещал.