Воскресшая

Идя вслед за Грейсоном к хижине, я чувствовала себя офисной урной для бумаги. Так, словно все мои внутренности были набиты скомканными листами, и те царапали острыми краями, перекатываясь при каждом шаге. Препоганое скребущее ощущение не собиралось оставлять меня в покое. Продолжало неотступно преследовать, приглушая яркие краски мира вокруг и сгущая их в неразборчивую грязевую жижу.

Я ни в чем не могла быть уверена, и это медленно убивало, подавляя все инстинкты, напрочь затыкая тоненький и робкий голосок интуиции. Ну вот откуда мне знать, что там за мысли шуршат в инопланетной голове? Что на самом деле нужно Грейсону-2 от меня лично и от моих друзей, быть может, от всего человечества? Этот вопрос оставался без ответа.

Таинственные могущественные Наблюдатели просто слились. Пропали из эфира. Мой чудо-телефон показывал только карту, которую я успела выучить наизусть. Я не получила от крылатых наставников ни одной подсказки с того момента, как спасла выброшенного в яму для перегноя высшего ифери. А что, если это и был их знак? Полный игнор.

Может, наблюдатели таким образом давали мне понять, что я свернула не туда на пути борьбы за спасение человечества? Помогла кровному врагу? Если так, то с моей стороны полное безумие – продолжать находиться рядом со спасенным пришельцем. Я должна его прикончить, как бы ни было тяжело. Или попросить об этом ребят. Нет, так будет слишком опасно. Не хотелось подставлять друзей.

Говоря одной из любимых поговорок Арса, я сама заварила кашу, а значит, мне ее и расхлебывать. Кто бы еще подсказал, как это сделать, и помог узнать, какое решение действительно будет правильным. Моих мозгов на это не хватало, и без того казалось, что еще немного – и все мои извилины переплетутся в тесный клубок.

Я чувствовала себя вконец запутавшейся, потерянной и ужасно одинокой. Будто разом исчезли все, кто был мне дорог. Друзья стали чужими и едва ли не врагами.

А Грейсон… Что с него взять? Он как раз-таки чувствовал себя уверенно среди людей – слабых и уязвимых, по сравнению с ним, существ. В его словах и жестах, манере держать себя на людях, все отчетливее проявлялась некая властность. Да, он вел себя как лидер, как король Грейсон Второй, хоть ребята и считали его недостойным называться, словно монарх далекой старины.

Кто мы для него? Жалкие букашки?

И кто я для него? Правда ли, значу нечто большее, чем ходячая кучка мяса и костей? Или все его слова – одна сплошная ложь, от начала и до конца. От первого и до последнего.

Вот тут снова повисал в воздухе жирный знак вопроса. За кем из нас будет последнее слово? За мной, за ребятами или за ним, гребаным высшим ифери, от которого я впала в какую-то ненормальную, почти маниакальную зависимость?

Может, трусишка Билли в чем-то прав? Всему виной до боли знакомое и любимое лицо. Эти темные глаза, затягивающие в пучину, подобно речному омуту. Глядя в них, я становилась беспомощной и беззащитной. Руки сами собой расслаблялись и теряли способность держать оружие.

Трудно выстрелить в того, кого искренне любишь всем сердцем. Еще труднее убедить подсознание, что перед тобой не тот, кто был тебе дороже всех на свете. Дешевая копия, фальшивка, которая никогда не сможет заменить его. Которая может погубить тебя, разрушить весь твой мир. Или это уже происходит? Мой мир разбивается на осколки, а я не замечаю катастрофы. Не вижу никого и ничего, кроме завораживающих темных глаз.

– Смотрите, там голубь! – Динь первой обратила внимание на необычную для леса белую птицу.

Почтовый голубь сидел на низкой ветке молодого деревца слева от крыльца хижины. Он словно ждал нас.

Грейсон в долю секунды вырвался вперед и поймал птицу. Поднес ее к лицу, сосредоточенно шевеля носом и навострив уши. Их кончики стали видны из-под плотного полога черных волос.

– Не смей есть почтового голубя! – я с диким воплем подскочила к нему, всерьез испугавшись за птицу.

– Он принес письмо от нашего друга, мистера Тодда, – объяснил пришельцу Ганс.

– Я не собирался есть птицу без разрешения, – Грейсон посмотрел на меня, как верный пес на хозяйку, и в этом его взгляде я уловила обидную издевку. Или мне показалось? – На перьях голубя засохшая кровь человека. Причем, судя по запаху, вашему другу вряд ли удалось выжить. Ранение серьезное и шансы невелики.

– Отдай письмо, – потребовал Ганс.

– Я могу и сам его прочесть, – Грейсон издевательски тянул время.

Медленно развязывая ленточку письма на ноге птицы, он поглядывал то на меня, то на моих друзей.

– Дай письмо Гансу, – попросила я, теряя терпение и сжигая остаток нервных клеток.

– Как прикажет высшая самка, – нахально улыбнулся ифери и передал парню свернутую бумажку, запятнанную кровью.

– Да, тьфу на тебя, – я плюнула себе под ноги. – Только бы с мистером Тоддом и малышкой Дафной все было в порядке. Ганс, читай быстрее. Или у тебя снова очки запотели?

– Эмбер, не дергай. Тут неразборчиво, много крови, – Ганс пробежался глазами по всему письму, обмозговывая содержание и заполняя смазанные пробелы, чтобы восстановить целостность картины. – Да, тут ничего хорошего. Слушайте…