Воскресшее племя

Это была несравненная улица такой же несравненной северной столицы, бывшая Невская першпектива, которую потом воспевали поэты и прозаики под именем Невского проспекта. Она называется ныне проспектом 25 Октября, настойчиво напоминая каждой именной дощечкой своей о начале великой революции.

Кендык стоял на месте и глядел вдоль проспекта. Вот она, книга, живая, чудесная, небывалая, неслыханная, невиданная. Вот о чем он мечтал в своем захолустном и диком, голодном углу. Здесь надо учиться, здесь вся человеческая мудрость, кипение работы, трепетание желаний. Он сделал несколько шагов и словно погрузился в упругие, вязкие волны улицы-реки. Она подняла его, понесла вперед. «Назад не приходить бы», — думалось Кендыку. Зачем ребятишки, бумага, ученые бабы, ученые слова? Кендык шел вперед, пред ним открывались одно за другим несравненные зрелища.

Высоко на жилах из меди висел яркоглазый фонарь. Он был живой, и глаз его менялся: вспыхивал красный, как кровь, и словно рассекал бегущую дорогу. Большие, и средние, и малые повозки застревали и спирались, как длинный трепещущий хвост. На самой середине перекрестка стоял человек в серой шапке торчком, как у красноармейца, с белою круглою палкой. Палка упиралась в налетающий воздух, она удерживала красное пламя в глазу, и глаз удерживал идущую толпу повозок на колесах.

Человек опускал палку, и глаз послушно мигал зеленой и светлой травою, незримые ворота открывались, и улица текла вперед.

На втором перерыве в уличную реку влилась другая река, такая же прямая, бесконечная, с трамваями, с домами.

На этом перерыве Кендык стоял дольше прежнего, не решаясь нырнуть в толпу грузовых лошадей, в кашу грузовых и легковых машин, в непрерывный поток пешеходов. Здесь с ним произошло второе неожиданное чудо: пока он стоял и глядел на бегущие чертовы повозки, кто-то ударил его по плечу снизу вверх. Кендык оглянулся, словно уколотый. За ним стоял тоненький Вылка, тот самый насмешливый мальчишка, который утром в классе учил его писать чернилами отчасти на бумаге, отчасти на собственном лбу.

— Видишь, какой ты, — сказал Вылка, поглядывая на Кендыка с заметным дружелюбием. — Ушел бродить, стало быть, а я увидал и пошел за тобой. От самой лавры иду, а ты не замечаешь. Я тоже смерть люблю шляться! Пойдем, стало быть, вместе. День пройдем до вечера, а ночь до утра. Я буду тебе рассказывать, что и к чему, — сказал он с забавной важностью.

Дальше была настоящая речка с водою, с широким мостом, на мосту были лошади, при лошадях люди, все это литое из бронзы. Лошади вставали на дыбы, вырывались и бились, а люди их тянули крепким бронзовым поводом.

— Знаешь, какие это лошади? — спросил Вылка. — Это нашей земли люди, все равно, мы с тобой. Передняя лошадка — это русский народ, а задняя лошадка — это сибирский народ. А держат их чиновники на коротком поводу. Так было прежде. А теперь по-иному…

Еще поперечная улица-река. На самом перекрестке огромный белый дом, как белый утес. Кендык оставил Вылку и подошел к другому человеку в сером сукне, который высоко поднимал такую же белую толстую круглую палку.

— Что там? — спросил он, указывая рукою на дом.

— Книги, — коротко ответил человек. — Эй, берегись! — Он схватил Кендыка за шиворот и быстро отдернул его в сторону от наезжавшего грузовика.

Однако по мановению белого жезла повозки остановились.

Кендык и Вылка воспользовались остановкой и вслед за другими перебежали вперед на панель. «Книги, да! — думал Кендык. — Сколько их там? Тысячи тысяч, выше предела познания»[47].

Он представлял себе книги, связанные в пачки, лежавшие высокими рядами, как будто дрова. Поленницы, залежи, книжные утесы. Кто собирал их? — спрашивал Кендык себя. — Кто прочитает их все? Если на каждого из этих проходивших дать хоть по книжке, как выйдет? Хватит ли книжек, или, напротив, хватит ли этих людей, хватит ли рук, чтоб держать эту несчетную грамоту, и глаз, чтобы читать, языков, чтобы вслух выговаривать?»

Кендык шел дальше; на площадке налево была огромная церковь несравненной красоты. Но креста на ней не было, вместо креста высоко и гордо реял красный флаг.

«Это тоже по-нашему», — радостно подумал Кендык.

Напротив стояло высокое черное здание, с башенкой сверху, похожей на круглый рог.

— А тут что? — спросил опять Кендык у первого прохожего.

Прохожий ответил:

— Не знаю.

На нем был дерюжный армяк, шапка с ушами, несмотря на теплую погоду, а на ногах традиционные лыковые белые лапти. Это был приезжий из деревни.

— Что там? — спросил Кендык настойчиво у другого прохожего, повыше ростом и одетого почище.

— Дом книги, — выпалил резко прохожий и побежал по своим делам.

«Опять книги, — подумал Кендык с удивлением. — Тут, видно, надо учиться весь век: от кожаной малой пеленки до самого входа в долбленую гробовую колоду».

На этом месте Кендык долго стоял и глядел вперед, назад.