Воскресшее племя

Про эту улицу ему говорили другие. Рассказывал даже Андек в далеком Родымске. Он говорил, что в большие советские праздники, два раза в год, весною и осенью, улица с утра набивается народом, как льдинами во время ледохода. Проходит завод за заводом, фабрика за фабрикой, школа за школой, вздыбившись красными флагами. Есть маленькие флаги, как будто полевые цветы, и огромные, алые, как пламя пожара, как яркость восходящего солнца. Трубят бесконечные трубы, играют оркестры. Проходят телеги с высокими куклами, там лица друзей и врагов. На флагах все те же знакомые надписи: «Бедные рабочие всех стран, соединяйтесь», «Пятилетняя работа обновит и поднимет Советскую страну».

Кендык закрывал глаза, и пред ним вставал воочию этот высокий ледоход, никогда им не виданный. «Куда же припрятали флаги, повозки и фигуры? Эх, посмотреть бы!» — вздыхал он завистливо.

Но и без того на улицах было довольно чудесного. Над входами в кино, — Кендык понял, что это кино, — подымались огромные зеленые и красные афиши с мужскими и женскими лицами.

Кендык трудно и долго читал букву за буквой, слог за слогом, одолевая в конце концов мудреные звуки, но чаще всего не понимая их значения.

Окна магазинов были зеркальные. Кендык не думал никогда, что бывают на свете такие большие зеркальные и светлые стекла. Под стеклами были товары: ткани, посуда и кожа. Был ряд окон, где струились потоки мехов, такие большие, каких не бывало в шодымских лесах, сидели, притаившись, лисицы, поблескивая красными глазками. Кендык подумал, что вся Шодыма, одуны и якуты за целый год охоты не могли бы собрать столько драгоценных мехов, сколько их здесь, в этой одной лавке.

— Смотри, смотри, — со смехом сказал Вылка.

Он выскочил вперед и весело плясал перед окном магазина.

За огромным зеркальным окном, во всю ширину магазина был выставлен кусок тайги, зеленой, корявой и мшистой. Кендык сначала подумал, что это настоящая тайга, потом пригляделся поближе и усомнился.

На гладкой, утоптанной земле два красавца-черныша, с алым гребешком, с задорно распущенными крыльями, шли навстречу друг другу, видимо, готовые драться. Было очень тихо, и лесные петухи стояли неподвижно на месте, бросая друг на друга сердитые взгляды.

— Что это, охота? — наивно спросил Кендык вертлявого Вылку.

Вылка усмехнулся.

— Какая тут охота, на улице, в толпе. Так, подделано.

На вывесках были крупные надписи: зеленые, красные, разные. Кендык читал их, но окончательно ничего не понимал: «П-р-о-м-к-о-о-п-и-н-т-о-р-г». Кто мог бы объяснить по слогам наивному одунскому гостю это многоэтажное скопление слогов?

Кендык прошел до конца и вышел на третью широкую площадь. На площади стоял высокий круглый столб, а на столбе был ангел с крыльями, с высоким крестом. «Вот тебе на! — подумал Кендык. — Отчего его не снимут?» Но столб был гладкий и круглый; ангел забрался на такую вышину, что достать его было трудно.

Перед крестом расплылся огромный дворец, как плоская гора с обсеченными стенами.

— Здесь когда-то царь жил, — объяснил Вылка.

Он вступил наконец в права объяснителя и стал рассказывать:

— У этого дворца крыша в то время была ледяная, нетающий лед (стекло). Тоже и полы были из нетающего льда, а как солнце взойдет, так солнечный луч сверлился сквозь жаркую крышу прямо царю на кровать. А ниже, под полом из нетающего льда, огромная река, или озеро, или море, я не знаю, которое, — бегущая вода. Эта бегущая вода была переполнена рыбой. Вот царь и его помощники лежали на кроватях и прямо с кровати ловили рыбу из светлой воды. Этим сами кормились и кормили гостей своих.

— Я тоже слыхал, — припомнил Кендык рассказ эвенского гостя в далеком Коркодыме.

Этим рассказом когда-то открылся для Кендыка новый путь, неслыханный, невероятный.

— А вот там, перед входом, говорят, была такая глубокая дыра, до самого пупа земного. А в этой дыре, в глубине, сидел такой дьявол, злой дух с четырьмя головами, у каждой головы было по четыре лица, и в каждом лице по зубастой пасти. И был этот дьявол голодный и все кричал, выл, требовал еды. И был он как белая мушка, как моль. Знаешь — моль, которая меха поедает. Так же и этого духа кормили мехами отборными, лучшими лисицами, песцами, белками, горностаями. А если мехов не хватало, то надо было добавлять головы казачьих детей. Детей отдавали чередою, и так череда доходила до царского детеныша. Был он такой хилый и слабый, ноги под ним не держались, и кровь в его жилах не держалась, и все выливалась то внутрь, то наружу. А царь его страшно берег, своего кровяного уродца, и затем собирал ясаки со всего сибирского народа злого духа кормить и своего сына тешить.

То была наивная легенда далекого Севера о царе и ясачных мехах. И неведомо как в нее проскочили подробности о последнем цареныше династии Романовых, которого ноги не держали.

Кендык выслушал рассказ и покачал головой.