Воскресший гарнизон

Штубер настороженно взглянул на фельдфебеля. Тот не должен был знать, что в «Регенвурмлагерь» прибывает не настоящий фюрера, а его двойник.

– Что из этого следует?

– Сходство странное в именах, точнее, в кличках.

– Никакого сходства, Зебольд, – неожиданно резко отреагировал Штубер. – Никакого сходства! Во-первых, Зомбарта стали именовать «зомби» только исходя из схожести его фамилии. А во-вторых, Зомбарт именуется «великим» только лишь потому, что обладает внешним сходством с фюрером, то есть как лжефюрер, в то время как Клык велик сам по себе, как «зомби», сотворенный самой природой. И вообще, о чем бы мы с вами здесь не рассуждали, мой фельдфебель, а пора наведаться к русскому диверсанту, – поднялся из-за стола Штубер, давая понять, что тема Кровавого Зомби, как, впрочем, и тема лжефюрера, закрыта.

Какое-то время они двигались по штреку молча, затем Зебольд неожиданно спросил:

– Первому входить к диверсанту вы, конечно, прикажете мне?

– Приказывать ни в коем случае не стану. Всего лишь позволю храброму адъютанту избавить своего командира от риска.

– Нужно написать вашему поклоннику-журналисту, что он забыл назвать вас еще и величайшим философом войны, – озарил Зебольд свое постное простолюдинное лицо столь же постной и простолюдинной ухмылкой.

Заметив, что командир остановился, фельдфебель первым ринулся к двери, но уже в слабо освещенном переходе сказал:

– Не опасаясь показаться трусом, я все же предложу первым войти приставленному нами к отсеку диверсанта часовому. Зачем лишать его такой трогательной возможности – рискнуть во имя спасения офицера СД?

Ни возражать, ни комментировать это предложение Вечного Фельдфебеля барон не стал. Но, вплотную приблизившись к отсеку, решительным жестом отстранил от двери часового и столь же решительно открыл тяжелую металлическую дверь, не позволив Зебольду протиснуться впереди себя. Тем более, что сам фельдфебель прибегал к этой попытке как-то очень уже неэффектно.

13

В течение нескольких минут Черчилль бегло просматривал бумаги, содержавшиеся в папке резидента «Герцогиня», время от времени бросая при этом взгляды на Критса. Он как бы сверял услышанное от Придворного Иезуита с тем, что написано было в донесениях самой Софи Жерницки. Не все здесь сходилось, не все подтверждалось письменно и вообще, почему он должен полагаться на миф о явлении генералу О’Коннелу новой звезды внешней разведки?

– Вы разве не заметили, Критс, что здесь ничего не говорится о размещении в подземельях «Регенвурмлагеря» секретного завода по производству «Фау»?.

– Естественно, заметил, сэр.

– Хотя полигон, конструкторские бюро и даже некоторые наземные заводы расположены неподалеку, в Померании.

– Во всяком случае, большинство из них находились в тех краях до недавнего времени. Как и база главного конструктора «крушителей Лондона» доктора Брауна.

– Тогда как объяснить молчание нашей Герцогини?

Улыбка, вырисовавшаяся на лице Придворного Иезуита, оказалась воистину… иезуитской, хотя Критс и пытался маскировать её благочестивой монашеской смиренностью

– Из всего произнесенного здесь, сэр, вовсе не следует, что искать следы заводов по производству «Фау» следует именно в подземельях «Регенвурмлагеря».

– Это не аргумент. А вот то, что ваша любимица НКВД даже ни разу не упоминает об интересующих нас «крушителях Лондона», – постучал указательным пальцем по папке Черчилль, – уже непреложный факт. Хотя я настаивал на том, чтобы все агенты, работающие за Одером, вся польская агентура были нацелены на разгадку секретов конструкции самой ракеты и на объекты по ее производству.

– Герцогиня упоминает о них. Иное дело, что О’Коннел не решился поместить это её донесение в предназначенную вам папку.

– Что вы темните, Критс? Генерал считает это донесение настолько секретным, что не решается доверить его текст своему любимому премьеру?

Критс по-девичьи как-то повел плечами, прокашлялся и, уложив голову на левое плечо, как делал всегда, когда впадал в свою иезуитскую доверительность, изрек:

– В донесении, которое леди Жерницки передала через своего агента из Красного Креста, сказано: «Уведомьте сэра Черчилля, что подозревать Гитлера в том, будто бы он приказал разместить конструкторские бюро и заводы «Фау» на этнической территории Польши, все равно что подозревать его в размещении этих объектов в Подмосковье».

Сэр Уинстон недовольно покряхтел, а затем проворчал:

– Неужели даже вы, Критс, склонны считать этот довод женщины убедительным?

– Я счел бы его презренным, если бы не знал, что назавтра у нее запланирована встреча с бароном фон Штубером, во время которой Софи не станет возражать, если их очередное любовное ложе окажется в подземелье «СС-Франконии».

– С этого бы и начинали, – потеплело ворчание Черчилля, небрежно швырнувшего папку на столик. – Потребуйте, чтобы отчет о пребывании этой леди в подземельях был очень подробным. Причем речь идет не о подробностях их возлежаний, как вы понимаете.

– Вплоть до того, что посоветую генералу О’Коннелу доставить ее в Лондон. Пусть даже в бомбовом отсеке одного из бомбардировщиков.