– Не знаю, – озадаченно говорю я. – Она так написала в анкете.
– У большинства фобий симптомы зависят от источника страха.
– Ну, источником мог бы быть ее отец.
– Ясно.
– Я тут думаю, какое лечение было бы самым эффективным, если брать в расчет то, что он бросил ее, – говорю я.
– Границы и последовательность.
– А если у нее нет ДРЛ? – спрашиваю я.
– Тогда твоя задача – не дать ей зря потерять время.
– Я предполагал, что ты это скажешь.
– В противном случае она начнет выключаться и окажется в большой опасности. Не исключено, что она уже сейчас теряет время из-за того, что не может вспомнить свои действия. Ты говорил, что у нее ограниченная память.
– Верно.
– В зависимости от того, насколько диссоциировано ее сознание, личности могут действовать до такой степени автономно, что пациент не знает, кто управляет его телом. Может быть так, что Алекса, хозяйка, тоже будет выключаться.
Я киваю, обдумывая его слова. Расщепленная личность. Как получается, что диссоциация настолько эффективна, что мешает человеку почувствовать – или даже вспомнить, – что в нем действует альтернативная личность, которую психиатры обозначают термином ВНЛ (внешне нормальная личность)? Но одна пациентка, Руби, кажется, ее звали, как-то сказала:
«В личности, которая не чувствует, ничего «нормального» нет. Это все равно что позволить неконтактному автопилоту управлять тобой в течение дня».
Руби постоянно увольняли с работы. Она не помнила о том, что ее уволили, что ее письменный стол пуст, а личные вещи собраны. По телефону или в письменной форме ей сообщали, что ее вспыльчивое или оскорбительное поведение неприемлемо и что ее контракт аннулирован. Позже мы обнаружили, что личность, доводившая ее до увольнения, была создана ею в подростковом возрасте. Это была озлобленная и деструктивная личность, которая не задумываясь бросала об стену стакан или стул или билась об стену сама.
Я отгоняю воспоминание.
– Я сообщу тебе, как идут дела. Ну а теперь расскажи, как ты поживаешь, – прошу я.
Мохсин вздыхает.
– Меня загоняли как собаку, – говорит он. – Мне нужен отпуск.
– Когда ты в последний раз был в отпуске?
– В январе. Помнишь, катался на лыжах?
– Я помню, что это был не отпуск. Ты вернулся страшно вымотанным.
– В тот отпуск Сесилия, или это была Корделия, оказалась очень энергичной. – Он отводит взгляд. И превращается в мечтательного школьника, одетого по-взрослому.
– Вверх и вниз по склонам, если я правильно помню, – говорю я. – Да, кстати, то была Сесилия.
– Невероятная память. Сесилия.
– Ты даешь.
– Ну и где же твоя официантка? Я бы выпил.
– Она здесь? – Мои глаза загораются.
– Да. И выглядит просто очаровательно.
– Здорово. Давай заказывать.
Глава 6. Алекса Ву
Утро. Раннее, судя по тому, как выглядит все вокруг.
Зевая, я потягиваюсь в виде буквы «Х», потом двигаю руками вниз и опять вверх, оставляя на шуршащей простыне «снежного ангела»[12]
. После этого я откатываюсь, поднимаю один угол матраса и, натягивая, запихиваю под него простыню, снова превращая ее в свежевыпавший снег. Вот так. Уже лучше.Жалюзи в моей комнате никогда не опускаются до низа окна, однако по какой-то причине я каждое утро смиряюсь с этим раздражающим фактором в своей спальне. Трогательно. Проще не обращать внимания, чем следить за этим. Я перекатываюсь на другой бок, хватаю свой фотоаппарат и навожу его на солнечный лучик, проскользнувший под плотной шторой. Пятно желтого света краешком задевает одежду – по идее, я в этом наряде должна убить его наповал, – приготовленную для сегодняшнего вечера.
«Кожаные брюки? – хмыкает Раннер. – Ты уверена?»
Я сразу начинаю думать, что выбор плохой.
Раннер строит презрительную гримасу.
«Задница вспотеет», – предупреждает она.
Я оглядываю свою комнату в форме буквы «L». На стенах цвета магнолии скотчем закреплены фотографии чужих людей. Словно неизвестные родственники, они утешают меня долгими ночами. Юная девушка в розовом платье в горошек. Пожилой мужчина в федоре. Я представляю, как он печется обо мне, глядя на меня мягкими любопытными глазами и ободряюще улыбаясь. Пойманный фотоаппаратом момент искренней радости – мы тогда были то ли на вечеринке в каком-то шикарном ресторане, то ли на шоу в Вест-Энде. Иногда я разговариваю с ними. Рассказываю, что у меня на уме. За все годы они стали свидетелями триумфа и упорной борьбы.