Все с радостью согласились. Сегодня впервые за много дней людям удастся спать под крышей. Чувство защищенности и успех экспедиции немного пьянили и давали возможность расслабиться. Не хотелось думать о завтрашнем дне и о том, что им опять придется рисковать жизнью и сражаться со стихией. Им было хорошо, и это главное. Все научились жить настоящим моментом и ценить то, что можно было получить здесь и сейчас. Люди начали расходиться по отведенным для сна комнатам.
– Сара! – окликнул девушку Ноэл, когда она выходила из переговорной комнаты.
– Да?
Они остались одни в комнате. Возникла маленькая пауза, которую первым прервал Зак.
– Ты ничего не сказала о своих планах на будущее. Как ты планируешь распорядиться своим гонораром?
– Семьи у меня нет, – Сара опустила голову в раздумьях, – я одна на всем белом свете. – Она с трудом подбирала слова. – Наверное, вернусь к себе на родину, найду свою команду, а там посмотрим, – резюмировала она, немного смущаясь.
– Опять будешь бегать от закона, и заниматься сомнительными заказами? Тебе не надоело знаться со всякими криминальными личностями и рисковать своей жизнью?
– Но я ничего другого не умею делать… Да и кому…
«…какое до меня дело», – собиралась закончить она свою мысль, но в этом месте ее беспардонно прервал Ноэл:
– Никуда ты не вернешься, и думать забудь, – приказным тоном произнес он. – Бизнес мы тебе придумаем легальный, хватит заниматься криминалом.
– Зачем?
– Что – зачем? – не понял Ноэл.
– Закари, вы зачем мне это все говорите? – она подняла на него свои бездонные глаза.
Ноэл решительно посмотрел в них, взял Сару за руку и произнес:
– Потому что я теперь до гробовой доски твой, девочка. Я тоже один на всем белом свете, но рядом с тобой мне больше никто не нужен, Сара, – он понял, что девушка с удивлением и испугом смотрит на него. – Я утонул в твоих глазах. Я люблю тебя – окончательно и бесповоротно. Я понял это в тот день, когда впервые увидел тебя в клинике. Я не идеал, но буду любить тебя до конца своих дней, если ты позволишь. Что ты ответишь? – спросил он охрипшим голосом.
Сара опустила голову и о чем-то напряженно думала. У Зака упало сердце. Он держал в руках тонкую, крепкую ладошку и молился, чтобы Сара сказала «да». Отказ он бы не пережил.
Девушка подняла голову. Глядя на ее плотно сжатые губы, Закари похолодел. По его мнению, она не выглядела влюбленной. В глазах у Ноэла потемнело.
– Есть проблема, – услышал он.
– Какая? – машинально спросил Зак.
– Я ненавижу, когда мной командуют и принимают за меня решения, – ответила Сара.
– Понятно, – осторожно ответил Ноэл, боясь спугнуть удачу. – А я… а я… я просто ненавижу командовать и принимать за других решения, – нашелся он. – Все сходится!
Это была такая наглая, нелепая ложь, что Сара не выдержала и засмеялась. У Зака отлегло сердце.
– Сомневаюсь, – смеялась она. – Но если правда, – тут Сара стала серьезной, – если ты когда-нибудь попробуешь мной командовать или ограничивать мою свободу, я немедленно от тебя уйду. Понятно?
– Понятно, – опять машинально произнес Зак. – А что это означает? – он совершенно перестал соображать. – Я не понял…
– И этот человек руководит целой экспедицией! – Сара театрально вздохнула и закатила глаза. Затем она взглянула на растерянного Ноэла и улыбнулась:
– Это «да». Окончательно и бесповоротно. Я тебя люблю, Зак.
Мировое Правительство занимало довольно сложное положение на современной политической арене. Изначально призванное заменить Лигу наций, эта структура должна была заниматься управлением и развитием стран с учетом их взаимных интересов. Но всех под эгиду Мирового Правительства загнать не получилось – оппозиция заняла позицию «продуктивного нейтралитета» и очень эффективно гнула свою линию. То есть, существование такого правительства эти страны как бы признавали, и даже прислушивались, когда им было выгодно, но отказывались подчиняться, когда их интересы ущемлялись. Такую политику «мировое сообщество» регулярно порицало, пыталось вернуть оппозиционные страны в «семью». Получалось это плохо, но страны были большими и далеко неслабыми, поэтому им прощалось бунтарское поведение, все возмущались, но изменить ничего не могли. Так и жили.