Восьмое делопроизводство

— Обожди, — сказал сыщик жандарму. — Подшибякин отвечал за входящие бумаги. Верно?

— Не только. Он еще вел секретный журнал заявок на сопровождение ценных грузов. То есть знал, когда и сколько повезут. Тот самый информант, которого мы искали!

— Спешишь, Дмитрий Иннокентьевич. Разве во всей канцелярии только он один имел доступ к таким сведениям? Журнал хоть и секретный, но вполне возможно, что валялся на столе в открытом доступе…

— А кто знает, как он там лежал? Надо вести дознание, разбирать.

Лыков по телефону связался с начальником Петербургского охранного отделения полковником фон Коттеном и сказал:

— Михаил Федорович, здесь Лыков. Извините, что не поздравил вас с назначением…

— Валяйте без политесов, Алексей Николаевич. Вы насчет самоубийства вахмистра Подшибякина?

— А как вы догадались?

— Полковник Запасов рассказал мне о вашем новом поручении. Сочувствую.

— Спасибо за понимание. Буду тонуть красиво, с песнями, а не просто так.

— Насчет идеи об утечке сведений по заявкам на охрану грузов Дмитрий Иннокентьевич тоже поделился. Перспективная мысль.

— Ага. И…

— Вы хотите, чтобы ваш человек участвовал в дознании смерти Подшибякина, — констатировал фон Коттен, словно читал мысли сыщика. — Кого пришлете?

— Коллежского асессора Азвестопуло.

— Принято.

И полковник положил трубку. Деловой человек не потратил и лишней секунды…

Лыков повернулся к приятелю и сообщил:

— Сегодня утром напали на Анисимова.

— Какого Анисимова?

— Нашего штатного аналитика. Он, кстати, подполковник артиллерии в отставке. А ты его кабинетным червем обозвал.

Запасов смутился:

— Я же не знал. Ты бы хоть предупредил.

— На будущее запомни: в подчинении у Лыкова служат сплошь одни орлы. Понял?

— Понял, твое высокородие. Лучше про нападение расскажи.

— В начала девятого часа, на Литейном. Их было двое. Вид нехороший.

— Чего они хотели?

Статский советник пожал плечами:

— Иван Федорович не стал их об этом спрашивать, а задал стрекача.

— Увидел двоих и побежал? А если они прикурить хотели?

— Дмитрий Иннокентьевич, я их рожи успел разглядеть. И тоже побежал бы, не будь у меня при себе браунинга.

— Так-так… То есть аналитик жив-здоров, только напугался?

— По счастью, я шел в ста шагах позади. И вовремя вмешался: вынул шпалер и навел на ребятишек. Они грамотно метнулись в разные стороны. Я человек пожилой, в высоких чинах, поэтому не побежал за ними.

— Так-так… Подряд два случая… Подшибякин удавился, а у Анисимова хотели попросить огоньку… Думаешь, это случайность?

— Случайности бывают, — рассудительно заявил сыщик. — Но лучше подготовиться к худшему. Мы обсудили, как будем ловить бандитов. И тут же оборвался самый перспективный след. Или нам его оборвали. Если тут убийство, замаскированное под самоубийство, тогда дело плохо. Возможна чья-то халатность — например, неосторожная болтливость. Еще возможна измена.

Полковник даже поежился:

— Терпеть не могу это слово.

— Придумай другое.

Запасов колупал ладонь, потом буркнул:

— С тобой и мной нас было всего шестеро.

— Метко подмечено!

— Ты уверен в своем греке?

— Больше, чем в самом себе, — серьезно ответил Лыков.

— Хорошо, тогда остаются трое.

— Двое. Анисимов-то чуть не стал жертвой.

Дмитрий Иннокентьевич рассердился:

— Не будь дитятей. Как-то уж очень вовремя он выбежал на тебя и «спасся». Можешь дать гарантию, что это была не инсценировка? То-то…

— Трое, — согласился с жандармом сыщик. — И то сказать, отставной артиллерист пришел в департамент недавно. Разумеется, его проверяли. Но иногда это происходит формально. Надо проверить еще раз, как следует. Еще что мы можем сделать?

— Разобрать досконально смерть вахмистра. Может, он и впрямь сунул голову в петлю. Спьяну или от неразделенной любви. Чего в жизни не бывает?

Алексей Николаевич стал мрачнее тучи.

— Если последние события не случайны, сейчас в Москве избавляются от Петьки Длинного. Тогда все концы к «Альфе» будут оборваны.

— Срочно телефонируй Телятьеву, — сунулся с советом Запасов. — Пусть охранники кончают свою слежку и берут всех анархистов разом. Хотя… ты же не можешь приказывать Московскому отделению.

— Да, я пока не товарищ министра. А вот Курлов вправе дать такой приказ. Только надо ли? Сорвем их операцию. В Москве не гимназисты служат, им виднее, когда прикрыть анархистов.

Лыков ошибся. Через сутки в Первопрестольной были произведены аресты. Десять человек угодили в тюрьму, среди них живой и здоровый Петька Длинный. Еще один сумел убежать, а последний застрелился.

Лыков прочитал сводку об этой акции и спросил с раздражением своего помощника:

— Эй, Серега Сапер! Объясни, что тут написано?

Коллежский асессор взял бланк телеграммы.

— А что вас смущает?

— Бомбы. Сообщается, что при аресте у коммунистов отобраны две бомбы. Одна начинена динамитом и имеет мощность в две тысячи лошадиных сил. А вторая мелинитовая, в тысячу триста. Как можно определять мощность подрывного заряда в лошадиных силах?

Грек долго смеялся, потом еще дольше ругался. Затем сказал:

— Пусть Телятьев допросит долговязого бомбиста и срочно телеграфирует.

— А если утечка прошла через него? Мы еще не разобрались с гибелью Подшибякина.