Восьмое делопроизводство

Придя в себя как бы вдруг, статский советник начал отдавать приказания. Оказалось, он не просто сидел в скорби, но еще и думал. Первое, что сделал Лыков, это поехал в Малую Вишеру. Он помнил, что попал в одного из бандитов, и теперь хотел взять след.

На станции сыщик собрал всех, кому полагается находиться возле поездов: носильщиков, буфетчика и жандарма. И задал им вопросы:

— Кроме наших, были другие раненые? И в какую сторону они поехали? А может, тут труп подобрали?

Он был уверен, что скоки добили своего или увезли в Москву. Но ему дружно ответили, что таких никто не видел. И покойник нигде не валялся.

Новость не вписывалась в понимание статского советника. Неужели ребята сели в тот же поезд, что и сыщики? И повезли пострадавшего обратно в Петербург? Это уже наглость. Как они не побоялись? Однако и в их поезде никто не помнил других увечных, хотя Лыкова узнали все.

— Не может такого быть!

— Как же! Вас помним, все руками вокруг себя шарили, словно в забытьи… Одноглазку свою потеряли[59]. А других никого!

— Может, пьяные в поезд ломились?

И тут спохватились носильщики:

— Ага, вашскородие! Херые были. Один все спотыкался. Без чувствов его занесли, двое с боков тащили.

— А почему вы решили, что это пьяный? Песни он горланил или матерился?

— Ни то и ни другое. Упился человек до потери разума. Только горлом булькал и жалобно так подвывал… Рожа широ-о-кая!

— В какой поезд они сели?

— В тот же, что и вы. Пригородный нумер семнадцать.

Сыщик отправился обратно. Прошло пять дней, след уже остыл, но он надеялся на удачу.

Николаевский вокзал — один большой бедлам. Никто ничего не помнит, никто ничего не видел. Статский советник потолкался по дебаркадерам и явился на биржу извозчиков. Вынул полуимпериал и давай его подбрасывать в ладонях. «Агамемноны»[60] сразу оживились.

— Так что угодно вашей милости?

— Пять дней назад с семнадцатого пригородного раненые сходили?

— Так вы и сходили. Жандармского унтера сопровождали и сильно по нему убивались. Помним, а как же!

— Другие были?

— Были. Артельщик с простреленным плечом. Но его алафузовские с собой увезли.

— Все верно. Ну а еще кто? Говорят, пьяного выгружали из нашего поезда.

— Это в летнем пальте? Еще скулил непотребное чево-то?

— Широколицый такой, — напомнил сыщик. — Двое по бокам его поддерживали.

— Был с широкой рожей, — припомнил один из мужиков. — И с ним ребята. Я хотел их обслужить, но Демьян Иваныч перехватил.

— Кто такой? — бросил свидетелю монету сыщик. Тот ловко ее поймал и закончил:

— Кузовков фамилия, бляха сто пять, вольный.

— Где он сейчас?

— Дома должон быть. Где-то по-возле Лиговки проживает, а точно не скажу.

Адресный стол выдал восемь Кузовковых, но Демьяна нашли быстро. Тот пребывал в запое и трудиться не спешил. Когда Лыков явился на Воронежскую улицу и взял агамемнона за пищик, тот долго вспоминал.

— Ага… Значитца, это было пятого дни? Ну-ну… Стоко время назад, рази упомнишь?

Статский советник отвесил извозчику добрую затрещину, и это помогло.

— Точно так, ваше сковородие! — вспомнил тот. — Аккурат с того дня и отдыхаю, как дали мне синенькую бумажку. Был пьяный седок! Мордастый такой. Как сейчас помню.

— Сильно выпимший?

— Ох, сильно… Ноги не волочил. Товарищи его под руки вели.

— Куда ты их отвез?

— А эта… в изоляционные квартеры. Холера у него, вишь. Я коляску карасином вымыл, и тово… обошлось.

— Где те квартиры?

— Так знамо где. Пятая Измайловская рота, третий дом.

— А точно он пьяный был? Ты, когда экипаж мыл, крови не нашел?

Кузовков молчал и отводил глаза.

— Что, опять затрещину захотел? Отвечай!

— Была кровь, ваше сковородие. На полу.

— И что ты подумал?

— Подумал: подрались по пьяному делу, кто-то кому-то юшку и пустил. У нас, русских, ведь как? Вот со мной был случай…

— Почему в полицию не заявил? — оборвал философские рассуждения извозчика сыщик.

— Нешто я с ума съехал? — удивился Кузовков. — Вам тока заяви, потом не отмоешься. И вобче… мне выезжать пора. Хватит пить!

Значит, Лыков действительно попал в одного. Сообщники отвезли его под видом пьяного в изоляционную квартиру. Алексей Николаевич знал эту уловку. Такие квартиры городская управа держит для временного размещения людей, когда в их жилищах проводят санитарную обработку от крыс и все пропитано мышьяком. В Петербурге около полусотни изоляционных квартир. Часть находится в городских домах, а часть — в доходных, и управа платит за них владельцу. В результате нет-нет да случаются скандалы. Один из членов управы, например, водил туда любовниц. Иногда там же селят командированных земцев, что незаконно. А иногда за взятку в такие квартиры прячут уголовных без документов. Прописку в них не спрашивают, полиция не заходит — живи спокойно. Знай плати служащему, который распоряжается временным фондом.