Восьмой ангел

В одиноких горах любовь быстро слаживается. Вот и слюбились Джордано с Джиной. И нет бы им подождать благословения родни, потерпеть до свадьбы честной, не выдержали молодые томления тел. В ту ясную звездную ночь, единственную для влюбленных, под крышей бездонного неба, раскинувшегося над итальянскими Альпами, их любовь искренностью своей зародила жизнь в чреве Джины.

Не ведая о дитяти, уговорились молодые, что через полгода, по окончании пастбищного сезона, приедет Джордано свататься к Джине. Пришло время ехать Джордано, но семья его воспротивилась. Вопреки наказу родительскому ушел из семьи пастух. С проклятием за спиной отправился в соседнюю деревню за Джиной.

А у Джины к тому времени округлость фигуры всем заметна стала. Ее приемная семья, несмотря на уверения Джины, что жених скоро свадьбу играть приедет, решила позор на себя не брать и выгнала сиротку на сносях восвояси. Джина собрала нехитрый скарб в котомку и пошла к Джордано, узнать, что не спешит единственный защитник обещание свое выполнять.

Разминулись два голубка на тропинках горных. И было бы это смешным сказом, кабы не обернулось слезами горькими.

Джина преодолела дорогу горную, дошла до селения жениховского. Да так на пороге его дома и выслушала все от сватов несостоявшихся. И сына они потеряли, и невестку признать не пожелали, а о внуке, так и вообще слышать не хотели.

Джордано добрался до родни своей любимой и узнал, что давнехонько та отправилась к Альпам, да там и померла видимо, уже. От горя Джордано разума лишился. Отправился в горы тоже смерти искать. Нашел самую высокую вершину, взобрался. И только прыгнув с нее, услыхал крик младенца новорожденного, то Джина в соседней расщелине разродилась девочкой. Но Джордано не был ангелом, вернуть вспять прыжок свой опрометчивый никак не мог, разбился он с мыслью о том, что отцом стал.

Джина с девочкой тоже недолго свету радовались. К утру два хладных тельца начала заносить метель снежная. Отлетели души их, и попали они в Чистилище, аккурат, когда Джорданову душу черти в ад за руконаложение тащили. Уж и молила Джина Судей Господних, и чертям лапы целовать пыталась, отмахнулись от причитаний молодой матери небожители.

Джине в Рай дорогу указали. Отказалась любящее сердце за Джордано последовать хотело, в Аду разделить муки смертные. Посовещавшись, Судии добро дали на это ее решение, но с дочуркой расстаться было надобно. Обещали воспитать из нее ангела чистого, светлого, но с условьем, что имени отца-матери никогда не узнает новый служитель Господа.

Расстроилась Джина, расплакалась, отошла в уголок с кровинушкой своей попрощаться. Глядит, ворота Чистилища открываются, новые души на суд Всеединого поспешают. Ну, она в суматохе-то и выскочила наружу. Приземлилась в Северной части Альп, здесь и обосновалась. Стала людям советом, Эхом-насторожем помогать, дочурку воспитывать. Даже с гномами горными дружбу соседскую завела. А лет сто назад один из них весть ей принес. В Аду перемены невиданные. Выбрался Джордано из котла. Ученье проходит какое-то рабфаковское. Закончит, будет проситься на Землю, с семьей соединиться.

Кристина была очарована голосом Эха, еще больше трогательным рассказом о любви и преданности молодых и горячих сердец. Но как не надеялась, никакого раскаяния со стороны скромной обитательницы пещеры не почувствовала.

Занятна история твоя. Тяжела была доля на Земле. Не хочешь ли упокоится в Раю?

А примут ли семью мою там?

Дочурку обязательно в Небесные ясли определят, в истинном духе воспитают. А супруга твоего нет силам тьмы отныне он служит.

Дитя заберут, а мужа и вовсе не пустят? Это ли счастием упокоения называют?

Облегчат муки твои душевные. Забудешь все, что так терзало тебя в миру.

Ополоуметь и тем счастие обрести, так что ли?

Ну…, Кристина даже растерялась от такого прямолинейного подхода простодушной крестьянской девушки.

Ни в жизнь такого не захочу, ни в смерть!

Но малышка твоя, так никогда и не вырастет, небось лет двести уже в колыбели спит?

Я хоть вкусила радости материнской, некоторым же это и вовсе не светит,– Эхо сделало многозначительную паузу. – Несмотря на их светлость. Да и как посмотреть на все это. Я, поди, всех матерей на свете счастливее – я ВСЕГДА нужна буду моей дочурке. И не придет ко мне тот тягостный момент, которого все матери на свете боятся – когда отпускать, аки голубка, чадо свое придется в мир.

А возлюбленный твой, душу продавший злу?

Грех тот нам с дочкой посвящен, вместе его и отплатим.

А если дела неправедные начнет творить он по возвращении? Начнет, к примеру, людей в горах губить.