Восьмой поверенный

Остаток пути они поднимались молча. А там, где Перений Мур и Фтуорый Мур почти сливались в поцелуе гигантских губ, Синиша вдруг обомлел подобно застывшему несколько минут назад Тонино. Внизу, за поворотом дороги, простиралась долина, как будто сошедшая с нарядной открытки. Вдоль ее дна тянулась самая широкая улица поселка, вымощенная камнем и блестевшая от дождя. По обе стороны от нее на пологих склонах в два-три правильных ряда разместились каменные, в основном двухэтажные, дома: около тридцати по левую сторону и приблизительно столько же по правую. В начале и в конце главной улицы стояло по церквушке: у них не было колоколен, но у каждой имелась небольшая плоская звонница над порталом. Деревня была окружена каменными стенами, за которыми виднелись зеленые насаждения. Вдоль левого склона рос только виноград, а…

— Уф-ф, вы недалеко убежали, — услышал застывший от изумления Синиша у себя за спиной знакомый голос на знакомом языке. Задыхавшийся и вымокший до нитки Тонино по-детски улыбался. Вдоль его носа свисала мокрая прядь волос.

— Ну, что скажете, господин поверенный? Впечатляет, не правда ли?

— Да, да… Очень красиво. А ты как? Все в порядке?

— Все нормально, все нормально, — отмахнулся Тонино. — Я вам потом все объясню, поверьте, это ерунда… Вы только посмотрите на нашу деревню, а?

Тонино положил мокрую связку газет на землю, потом соединил ладони в горсть, как будто собирался умыться.

— У вас две церкви? — спросил Синиша, не зная, что еще сказать.

— Да, — ответил Тонино, на лице которого не осталось и следа от недавнего глупого выражения. — Святого Евсевия и святого Поллиона, как в Винковцах[4]. Только у них там одна общая церковь, а у нас каждому поставлена своя… Сешеви и Супольо.

— Сешеви и Супольо… — повторил Синиша после недолгого молчания. Он почувствовал, что безумно устал и его тело изнутри начинает бить легкая, невидимая со стороны дрожь, как это бывает после долгого и тяжелого путешествия.

— Думаю, с меня на сегодня достаточно, — сказал он. — Где вы меня разместите, чтобы я хорошенько выспался, а завтра мы бы вместе принялись за работу?

— Разумеется, у меня — как это подобает поверенному. Вы поужинаете, расслабитесь…

— Нет, Тонино, я хочу просто лечь и заснуть. Отведи меня куда нужно и, пожалуйста, больше ничего не говори.

Последние слова Синиша произнес медленно и холодно, в его голосе послышалось предупреждение. Он почувствовал, как им овладевает «Настоящий Синиша». Так Желька называла интенсивные приступы жуткой раздражительности, порой даже бешенства, которые с ним периодически случались. «Настоящий Синиша» не слишком беспокоил ее вплоть до того дня, когда она, собственно, и придумала это прозвище. Она впервые его так назвала спустя полчаса после того, как он разорвал свою рубашку, которую она собиралась погладить, а он не дал. Он много размышлял об этом своем демоне, искал звоночек, призывающий его, но единственное, к чему он пришел, был тот факт, что момент появления «Настоящего Синиши» связан с иррациональным и очень сильным желанием, чтобы все — по щелчку пальцев — оставили его в покое. Учитывая то, с какими персонажами он общался последние годы, в этом не было ничего удивительного. Удивляло скорее то, что «Настоящий» мог овладеть им и тогда, когда он находился в самой приятной компании. Со временем Синиша научился обуздывать и скрывать «Настоящего» до момента, когда он оставался наедине с собой, но тогда он обычно уже был слишком изнурен, чтобы праздновать победу на два фронта.

Вот и теперь ему вдруг захотелось остаться на этом бессмысленном и лишнем острове, торчащем посреди Адриатики, в полном одиночестве, а не в компании этих мутных личностей, так зловеще его встретивших. Он стал быстро спускаться по неровной дороге, обогнав ослика и его погонщика, а длинноногий Тонино молча поспевал за ним. Наступив на отполированный камень, первый из тех, которыми была вымощена главная улица, Синиша слегка поскользнулся и остановился. Справа от него стояла церковь, а перед ней — небольшая лоджия[5]. Он решительно повернулся назад, произнося:

— Господа…

Господа, однако, к этому времени отстали от него и Тонино шагов на пятьдесят. Их не гнал никакой «Настоящий Синиша», и они продолжали идти в своем монотонном ритме. Отсюда, снизу, плохо различимые в вечерних сумерках, они напоминали ему гигантского черного червя, который, кроша под собой гравий, медленно подползает к нему. Здоровенный грузный червь с маленькой ослиной головой…

— Господа, — начал он снова, когда ослик, фыркнув, остановился и опустил голову в метре от него. — Завтра воскресенье. Во сколько у вас месса? Я спрашиваю, потому что хочу, чтобы после мессы все…

Тонино кашлянул прямо у его уха.

— Кхм… Мессы не будет. У нас не служат мессу, — сказал он вполголоса. «Настоящий Синиша» смерил его яростным взглядом.

— Не будет? У вас не служат в воскресенье?

— Не служат, — пожал плечами Тонино, показывая, что ему очень неловко.

— У вас две церкви, в этой вашей… Целых две церкви, и ни одной мессы? Чем же тогда у вас занимается преподобный отец?