Восьмой поверенный

Он остановился на этом повороте, выдохнул из легких весь воздух и стал с закрытыми глазами вдыхать ароматы: глубоко, медленно — так медленно, как только мог. Ему показалось, что запахи проникают в него по отдельности, в виде каких-то цветных полосок, слоев, как будто выстроившись в радугу, каждый определенного цвета. Выдохнув вновь весь воздух, он еще несколько секунд стоял с закрытыми глазами и наслаждался этим пьянящим ароматическим калейдоскопом, который за долю секунды пронизал все его мысли и чувства. Он глубоко вдохнул, открыл глаза и на вершине подъема, там, где дорога поворачивает за Фтуорый Мур, после чего начинает спускаться в деревню, увидел — Муону. Она стояла наверху с распущенными волосами, а на ее лице читалась тревога. Она, как обычно, была одета во все цвета третичских ароматов и медленно качала головой влево-вправо. Синиша вздрогнул и заторопился наверх, в ее сторону. Когда ему до нее оставалось всего десять шагов, Муона вдруг развернулась и пошла вниз, в направлении деревни, а поверенный замер в ту же секунду, услышав ее голос, прямо здесь, рядом с собой, как будто она говорила над его левым ухом:

— Кам хоум… Тониноз дэд… Хмар…

Синиша испуганно оглянулся. Нигде не было видно ни Муоны, ни кого бы то ни было еще. А голос снова, так же ясно, произнес:

— Тониноз дэд. Хмар.

— Тониноз дэд? Что «Тонинов папа»? Что значит «хмар»? — прошептал поверенный, хотя ему хотелось закричать… Хмар?! Что значит «хмар»?! Папа Тонино что? Хмар?!

— Господи Боже… — вздохнул он спустя пару секунд. — Да, видно, старый помер!

Он побежал по тропинке, повернул в сторону деревни и снова остановился. Отсюда тоже не было видно ни Муоны, ни кого-либо другого. Он спустился к Пьоцу, бросил взгляд на пустой Сешеви и еще быстрее побежал к дому Тонино. Там перед входом уже собралось с десяток стариков, которые заглядывали друг другу через плечо внутрь дома и перешептывались. Заметив поверенного, они замолчали и расступились, чтобы освободить ему проход. Едва он вошел в кухню, как тут же вздрогнул и сделал шаг назад, будто ударился о толстое прозрачное стекло: за столом в инвалидной коляске сидел обезумевший старый Тонино и что-то с отвращением жевал, а перед ним стояла Муона, вся в черном, и скатывала в ладонях один из своих вонючих шариков.

— Вы! С вами все в порядке?! — крикнул Синиша, придя в себя, и приблизился к столу. Он почувствовал смутное облегчение, хотя, пока бежал сюда, он успел подумать, что теперь, после смерти старого деспота, многое на Третиче могло бы стать гораздо проще. — Боже, я думал…

— Ты-ы-ы-ы!!! — заревел старик в бешенстве, испепеляя его взглядом, и попытался встать с коляски. — Ты-ы-ы-ы!!!

Муона положила руку ему на плечо и усадила обратно в кресло, потом второй рукой запихнула ему в рот новый шарик. Болотно-зеленая слюна стекла у старика из правого уголка губ. Муона не моргнув глазом собрала ее указательным пальцем, после чего вытерла его о черный фартук.

— Вы… — обратился к ней Синиша, растирая затылок. — Вы… Там, на улице, вы мне… или вы, или кто-то другой… Неважно, я слышал именно вас… Во всем разноцветном… Вы сказали мне, что папа Тонино… Тониноз дэд… что он умер. Что хмар… А он… — Синиша в растерянности показал на старика.

— Нот хим, — покачала головой Муона. — Тониноз дэд.

— Это как, и он, и не он?! Дэд — значит «дэд» или дэд не «дэд»? Госпожа Муона… Я прошу прощения, если вы понимаете, что я говорю, но мне насрать на метафизику, на Кастанеду, на ваше чародейство и чудесные открытия, кто кому приходится папой… Что происходит, какого черта? Что здесь делают все эти люди, толпящиеся в дверях? И на ваш английский мне тоже насрать! Я хочу, чтобы кто-нибудь нормальный на хорватском языке сказал, что происходит! Где мой Тонино? Он здесь самый нормальный… Где он?

— Тонино хмар… — сдержанно ответила Муона. — Тонино из дэд. Нот хиз дэд. Пардэн май инглиш.

Кухня вдруг завертелась вокруг Синиши, вокруг Третича, вокруг моря, вокруг Вселенной…

— Кто… Кто умер? — произнес поверенный, когда картинка перед ним вновь обрела четкость.

— Ауа Тонино. Хиз сан. Тонино джуниор… — сказала Муона и снова вытерла указательный палец о фартук, потом показала им в коридор и наверх.

Синиша взбежал по лестнице, едва не сбив по дороге старушку, медленно поднимавшуюся с полным тазом воды, и ввалился в свою бывшую комнату. Бедный Тонино без движения лежал на кровати с разинутым ртом и вытаращенными от ужаса глазами, которые глядели на потолок как на восьмое чудо света. Одна из старушек раскачивала его, пытаясь стянуть нижнюю часть пижамы, а другая мокрым полотенцем смачивала кровь и слюну, запекшиеся вокруг его губ, а также на лице, подбородке, шее, плечах… В это время подоспела третья, которая принесла им таз чистой воды.

Синишу начало трясти. Его жгло изнутри, а снаружи он замерзал.

— То… нино! — позвал он слабым голосом. Старушки удостоили его короткими взглядами, полными дежурного сочувствия, и продолжили свою работу. В окне виднелся уголок белой ткани, украшенный простеньким кружевом, как и в первое Синишино утро на Третиче.