Восьмой поверенный

Спустя минут двадцать он нажал на пульте паузу, радуясь, что Селима все еще нет, но в то же время беспокоясь из-за болезненной эрекции, которая не спадала даже во время идиотских сюжетных вставок. Что, если дикий инстинкт заставит его кончить просто так, без единого прикосновения, прямо здесь, посреди гостиной в доме Селима, за два часа до Нового года? Если он сейчас спустится в туалет, то ему хватит и тридцати секунд, но Селим сразу все поймет и будет подкалывать его каждый раз при встрече. У него не было поллюций даже в подростковом возрасте, но теперь он был уверен, что ему их не избежать, если он посмотрит еще хотя бы минуту «Похотливой Крошки». Основной причиной всех этих переживаний и страхов была исполнительница главной роли: миниатюрная, но совершенная фигура, без капли силикона, волосы подстрижены коротко под мальчика и покрашены в красный цвет, внизу идеально выбрита, лет двадцати пяти… И, что самое важное, ведет себя чертовски убедительно. Если в порнофильмах кто-нибудь когда-нибудь по-настоящему наслаждался процессом — это была она. Без шаблонных хватаний воздуха широко открытым ртом, без лишних слов и уговоров, только намеки. Легонько дернется уголок губ, немного расширятся ноздри, она тихо зарычит, сама себя ущипнет, укусит или шлепнет, где ей нравится, и продолжает отрываться, а мужчины — по крайней мере те два здоровяка, которые уже побывали в кадре — в момент кульминации выглядели совершенно изможденными, как будто их недавно приговорили к смерти, а потом помиловали. Эта девочка по-настоящему наслаждалась своей работой, и ей, судя по всему, было на все наплевать. Нимфоманка, наверное, но такая нимфоманка, с которой определенно стоило бы периодически встречаться. Он решил продолжить смотреть фильм — будь что будет.

— Ну, щто скажешь? — прервал его Селим. Он вошел без стука, вытирая ладони кухонным полотенцем.

— Нез… Кхм! Не знаю, я посмотрел только начало. Малая очень классная, ну эта, главная…

— Да, классная! Не дай те бох попась к ней в руки!

— Хех, а что бы со мной случилось?

— Бра-ат, тебе б просто сил не хватило. Вот бы щто слущилось. Я каждый раз взрываюсь за пять минут. В тихом омуте щайтан водится.

— В смысле взрываешься? От этого фильма?

— Нет, мой дорогой. От нее. И в нее, на простыню, на себя, на стену, повсюду. Я еще ни разу не трахаль ее дольщ пяти минут. Невозможьно, она истощает тя в момент.

— Ты ее? Селим, хватит мне пудрить мозги… Тебе там внизу Северина готовит ужин, а ты тут несешь какой-то бред.

— Я свое слово сказаль, — ответил враль. — Смотри давай дальщ, наслаждайся, еще и половины не посмотрель. Я приду через десять минут. Постущусь.

— Твою мать, ну как так можно?! — прошептал Синиша, оставшись один в комнате. — Ну что за человек?

Такого вруна, брехуна, обманщика, пустобреха, обер-враля… другого такого просто нет на свете, такого больного на голову! Хороший психиатр бы на нем сто процентов получил своего Нобеля по медицине! Психиатр. Хороший психиатр. Мирна, сестра Жельки. Желька…

Вторжение Селима и его новое вранье, первое за предстоящую долгую ночь, усмирили ситуацию в трусах поверенного. Но мысли о Жельке и о ее сестре, которую он еще не испытал в деле, несмотря на несколько попыток, быстро вернули его на старый диван перед экраном.

— Плэй, детка!

«Похотливая Крошка», разумеется, и дальше представляла собой совершенно никчемный фильм. Две другие актрисы имитировали все, что только можно — от первой улыбки до последнего сладострастного вздоха, а мужики в их компании выглядели как мускулистые станки для бездушной механической перекачки спермы. Но Крошка продолжала в том же духе, теперь даже немного жестче. Сцены, в которых ее не было, Синиша быстро перематывал, уже расслабленно посмеиваясь над комичностью ускоренного секса и своим собственным либидо, которое то ослабевало, то вновь подскакивало, когда на экране появлялась Крошка. Как только постельные сцены закончились и пошла «развязка» сюжета, он перемотал немного назад, на последний кадр с ней, на ее яростный взгляд, которым малышка как бы говорила своему заключительному партнеру, истощенному двухметровому негру: «Ты, котик, мне и в подметки не годишься». Он оставил этот кадр на экране и встал, чтобы взять еще немного ветчины и сыра, когда раздался осторожный стук в дверь.

— Заходи, старик, я не дрочу! — крикнул он, продолжая смотреть на деликатесы, выбирая, что бы еще положить себе на тарелку.

— Добрый вечер, — вывел его из задумчивости приятный дикторский альт, хрипловатый, видимо от курения, и уж точно не принадлежащий Селиму. Поверенный стал медленно поворачиваться, как в конце какого-нибудь фильма ужасов. В дверях с бокалом вина в руках, в теплом джемпере слишком большого размера и чересчур свободных джинсах с подвернутыми штанинами стояла — она! Крошка! Ее волосы были еще короче, чем в фильме: стриженные под машинку и черные, но… Он посмотрел на экран, потом на нее, снова на экран, опять на нее…

— До… Де… Где Селим?

— Добрый вечер.

— Безусловно… И вам тоже… Кхм… А он где? Где этот свинтус?