Илья проводил Милу до подъезда. Прощаясь, он специально задержал руки в карманах, но девушка обняла его и заглянула в глаза.
– Я всё помню, – прошептала она, – а ты?
Илья молча поцеловал её в мокрый нос, повернулся и пошёл прочь не оборачиваясь.
Был вторник. Дома никого. Он открыл холодильник, нарезал колбасу, согрел чай. По телевизору шла война Израиля с Египтом. Илья выглянул в окно на одиннадцатом этаже своей башни. В каникулы двор крепости «тридцатого» обезлюдел.
«В бомбоубежище все попрятались, – ухмыльнулся он собственной дурной шутке. – И чего так? Война-то вон аж где».
Побрёл на звонок к телефону. Услышал севший от неожиданности и радости голос мамы и заулыбался. Он дома, и теперь всё будет хорошо.
Я
шаВторого августа Илье исполнилось шестнадцать.
Мать с отцом поздравили его за завтраком и предупредили, что вечером они все вместе пойдут в «Большой» на балет «Спартак».
Родители ушли на работу, а Илья решил начать праздновать прямо сейчас. Купил две бутылки пива и пошёл гулять в надежде кого-нибудь встретить.
Во дворе «двадцать шестого» сел в беседке напротив седьмого подъезда. В нём, по слухам, обитал сам генсек. Илья ни разу его здесь не видел. Но мать, работавшая в общем отделе ЦК КПСС, знала про генсека всё, а ей Илья доверял безгранично.
«Может, сейчас выпрется? А я тут с пивом».
Илья поставил бутылку между ног и закурил. Присмотрелся.
Из подъезда вышел здоровый мужик с короткой стрижкой под полубокс и в ладно пригнанном костюме, быстро огляделся по сторонам, подошёл к арке, ведущей на проспект и замер, прислонившись к стене. Ещё один, такой же, присел на лавочку возле подъезда и развернул газету. Из арки вышли ещё четверо и замерли разреженной дугой от арки к подъезду. Какая-то мамочка упёрлась коляской в спину одному из них, быстро развернулась и быстро пошла прочь от нехорошего места.
Внезапно Илья увидел Мещерю, тот шёл с какой-то клеткой в руке. Илья радостно замахал ему, но Яша его на заметил. Уверенной походкой он прошёл сквозь шеренгу и уселся рядом с мужчиной, якобы читавшим газету. Протянул ему клетку и что-то сказал, мужчина вздрогнул и выронил газету.
Вот идиот, что он творит, подумал Илья, и хотел уже крикнуть, чтобы Яша уматывал оттуда быстрее. Очевидно же, что ждут генсека, а эти люди – его охрана. Но Яша, как ни в чём не бывало, продолжал развлекать охранника. Тот вдруг сунул руку в карман. Илья напрягся – сейчас достанет пистолет и застрелит Яшку. Но тот достал пачку сигарет. Яша потянул сигарету, но «товарищ» вложил ему в руку всю пачку, дёрнул за руку так, что лицо Яши оказалось совсем рядом с его лицом, что-то шепнул на ухо. Яша ухмыльнулся, медленно встал, низко поклонился «товарищу», сунул пачку в карман и вальяжной походкой направился в сторону Ильи.
Из подъезда вышли две женщины, дуга из тел охранников мгновенно превратилась в каре, и женщины в центре прошествовали в арку. Тот, что с газетой, замыкал шествие. Напоследок он оглянулся и зло погрозил Яше в спину кулаком. Получилось, что он и Илье погрозил. Илья поперхнулся пивом и выругался. Он обнаружил, что его рубаха вся мокрая от пота.
Яша спокойно зашёл в беседку и протянул Илье пачку «Малборо».
– Угощайся, корешь.
– Ну, ты и придурок!
– А что?
– Будто сам не знаешь? Ты в курсе, что здесь Брежнев живёт? А это наверное, его жена и дочь. А тот что с газетой – начальник охраны. Он тебе ещё кулак показал.
– Да ты что! А я не видел. Вот он-то как раз придурок. Я только хотел сигарету стрельнуть, а он всю пачку сунул. Ну, что же ты, давай, закуривай. Ты что здесь делаешь?
– Сижу. А что это у тебя?
– Хомячки, Боря и Гена… или Даша и Глаша, – чёрт их разберёт. Мне их в прошлом году Сазониха подарила на день рождения. Вот дура! Нет, она, конечно, хороший человек, но… В общем отец сразу решил, что жить они в клетке не будут. Мы, евреи, народ свободолюбивый. Так они бегали по всей квартире, а поселились в моём диване. На днях, пока отец в командировке, мама решила навести порядок. Все старые шмотки повыкидывать, а то отец у меня крохобор – ни с чем не хочет расставаться. Открывает мама комод, а там, не поверишь, все его носки в дырках. Мама – в свой ящик, и вынимает изгрызенный, только что купленный югославский бюстгальтер. Я Борю и Дашу в клетку и тикать, иначе бы – суд Линча. Теперь вот хочу на москвашу выпустить. Пойдёшь со мной?
– Пойду, только сначала скажи, зачем ты этот цирк устроил.
Мещеря потупился.
– Да ладно тебе, – хлопнул Илья друга по спине, – колись.
– Это Илья… только ты пока никому, – смутился Мещеря, – в общем, это моя тренировка и проверка бдительности товарищей. Я тут решил в Израиль податься.
– Яша, так ты теперь еврей?
– А ты не знал. Сам меня еврейпиоидом дразнил.
– Нет, я в смысле – ты еврей-еврей? Ну, тот, что поддался пропаганде и едет на древнюю родину. Будешь жить в кибуце и выращивать мацу.
– Ну ты и балбес Илья. Маца – это хлеб, он на деревьях не растёт.