Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

Через секунду с этой мыслью Павел в плотном клубке вместе с дядей, отцом и Алкидом от мощного толчка Макса летел через неожиданно легко распахнувшуюся дверь.

В гостиной все застыли в изумлении, открыв рты. На полу, под картиной Модильяни в очень похожей позе, но в платье в горошек, но с большим животом, но светловолосая и такая же красивая, спала девушка.

– Ничего не понимаю, – тихо, чтобы не разбудить девушку, сказал отец, почему-то обращаясь к Павлу, – это кто?

– Это…? – Павел смущённо улыбнулся. – Это Мила, моя жена.

– А где бабуля?

Людмила проснулась.

Москва, 2018

Мамочка Ряба или казус Шторца

(рассказ)

Памятный неожиданный и сладкий итог праздничного выездного партхозактива Центрального НИИ химии и механики: ведомственный дом отдыха в Михнево, четыре часа утра, на растерзанной кровати сидит молодой парень без трусов, светловолосый, голубые глаза, веснушки по всему лицу и рукам, рыжий волос, узкие плечи, хилый животик полоской вылезает из под короткой маечки, худые белые ноги смешно рыскают по холодному полу в поисках тапочек.

«Я могла бы его двумя пальцами – как спичку, а вот подишь ты – умаял, всю ночь не давал заснуть. Сладко-то как! Но… Ему двадцать три, а мне – сорок пять. Он молодой специалист, комсорг отдела, а я – секретарь парткома. Это же совращение молодого поколения, да ещё в сильно нетрезвом виде, – это же выговор с занесением (в лучшем случае!), а то и прокуратура!

– Вот твои тапочки, не забудь надеть брюки! Пока все спят – брысь отсюда. И никому… Ты понял? И не надо меня хватать. Ну и что, что в первый раз! Забудь. Ничего не было.

Ушёл. А теперь забыть, забыть всё срочно!

А как забыть, когда чуть ли не каждый день в институтских коридорах встречаемся. Вот угораздило!

Остаётся одно – заявление об уходе. В горкоме партии есть место старшего инструктора.

***

После той ночи прошёл год, но когда она наткнулась на фамилию Котёнкин в списке тех, кого райком партии должен был сегодня принимать в КПСС, эта картина во всей красе выскочила как чёрт из табакерки из мрачных глубин подсознания. И когда! – в долгожданный первый день её назначения на должность первого секретаря Красногвардейского райкома партии.

Алла Афанасьевна Низова немного расслабилась, когда в зал заседания вошёл и застыл в конце длинного стола по стойке смирно высокий, широкоплечий гигант. Светлый в полоску костюм индпошива, роговые очки с затемнёнными стёклами, небольшая опрятная бородка, высокий лоб, короткая стрижка светлых волос, – это всё, что смогла рассмотреть в далёком полумраке сквозь ленинский прищур страдавшая близорукостью Алла Афанасьевна.

Она облегчённо вздохнула, освобождаясь от не прошенного наваждения, чуть повела плечами: мало ли Шторцев проживает в стране, пусть даже Бронеславов.

Кто-то из членов президиума попросил у парня документы, которые тот придерживал в папочке под мышкой. Но он будто не заметил протянутую руку, молча обошёл стол и подал папку лично первому секретарю. Вместе с папкой перед глазами Аллы Афанасьевны возникло покрытое веснушками и редким рыжим волосом запястье.

Она вздрогнула, почувствовав лёгкий запах озона.

***

Что это?! Юноша последний раз со стоном вздрагивает и замирает на мне, уткнувшись носом в шею; с трудом расцепляю его руки и скидываю с себя; он застывает на краю кровати спиной ко мне, по плечам, с одного на другое, перекатывается небольшой, с китайский теннисный мячик, голубой шарик, шарик этот светится таким нехорошим голубым светом, и рыжие волоски этого молодчика так и тянутся к нему; те волоски, что касаются шарика, тут же сворачиваются в спиральки, будто чем опалённые; парень сидит и как бы не замечает, что с ним происходит, потом вдруг ловко так хватает этот шарик, кладёт на ладонь, поворачивается и дует в мою сторону, шарик застывает в воздухе прямо перед моим носом, и я замечаю, что поверхность у него прозрачная, в внутри бегают нехорошие серебристые змейки, слышно, как они там внутри шепчутся, переплетаясь, у меня глаза до боли в точку сходятся, а шарик стоит, не шелохнется, и всё это время мне, Алле Афанасьевне Низовой, первому секретарю парткома центрального института отрасли какой-то щенок втолковывает, что я обязана принять его в нашу родную коммунистическую партию, иначе ему не стать кандидатом наук и начальником лаборатории; я не выдерживаю, открываю рот и хочу крикнуть всё, что я думаю об этой сволочи, но он вдруг прикладывает палец к губам, берёт этот шарик двумя пальцами и дует на него в сторону открытого окна, через секунду, раздаётся страшный такой, сухой, противный, вот как пальцы хрустят, но в тысячи раз громче, треск и гипсовая статуя девушки с веслом – гордость известного на весь район скульптора, члена Союза художников, между прочим, – разлетается вдребезги.