Среди десятков видов птиц семейства древесницевых, или лесных певунов, населяющих Северную Америку, самки круглый год имеют невзрачное блеклое оперение, тогда как самцы в брачный сезон щеголяют роскошными яркими нарядами. И это опять-таки говорит о том, что выбор партнеров всегда остается за самками и самки выбирают их по внешней привлекательности. Среди древесницевых есть, например, такие красавцы, как синеспинный, зеленый и еловый лесные певуны; золотистая, миртовая и желтогорлая древесницы; американская горихвостка, трехцветная карделлина и десятки других. Может создаться впечатление, что их окраска – это всего лишь цветовая кодировка, благодаря которой самки (а также опытные бёрдвотчеры) получают возможность отличать один вид от другого. И почему колибри, и нектарницы, и многие другие птицы напоминают своим многоцветным великолепием ожившие драгоценности?
Самцам совсем не обязательно иметь яркую окраску, чтобы самки не перепутали их и не выбрали в партнеры представителя не того вида. Различия в песнях самцов обеспечивают достаточно надежную видовую идентификацию – даже человек легко различает их на слух. Если бы самкам требовалось всего лишь иметь возможность точно определять вид потенциального партнера, чтобы не тратить впустую время, принимая ухаживания не того кандидата, самцам достаточно было бы просто вовремя пропеть свой опознавательный сигнал; при этом они могли бы носить такое же безопасное покровительственное оперение, как и самки. Или же самцы могли бы иметь какие-то определительные знаки, такие же функционально строгие, как штрих-код.
Но ведь мы видим совершенно иную картину! Узоры и оттенки оперения самцов гораздо прихотливее и разнообразнее, чем необходимо для видовой идентификации. Самцы горделиво красуются яркой расцветкой, демонстрируя ее при любой возможности. Они роскошны. Они ослепительны! И, поскольку формированием их облика исторически двигал выбор самок, трудно представить себе, чтобы они не казались друг другу великолепными. Иначе зачем еще им понадобились бы все эти яркие, вычурные, совершенные до мелочей наряды? Зачем еще прикладывать столько труда к украшениям и броским различиям?
В значительной мере мир животных – это мир самок. Красота самцов – лишь результат их избирательности на протяжении миллионов поколений. Самцы исполняют ритуалы ухаживания, потому что им приходится это делать. А курочка всегда отдает предпочтение самому нарядному петушку. Она оценивает, она выбирает. Дарвин первым это увидел. Но и ему пришлось задаться вопросом, ответ на который был неочевиден: «Каким образом самка определяет, кто из самцов наиболее красивый, кто лучше всех поет?»[215]
Эта запись оказалась среди его «Старых и бесполезных примечаний о моральном чувстве и метафизических размышлениях». По-видимому, у Дарвина не слишком лежала душа к метафизике. Он подозревал, что все ответы на вопросы о жизни заключены в самой жизни. Они могут быть спрятаны, но ключи к ним – повсюду вокруг нас. «Тот, кто поймет павиана, больше сделает для метафизики, чем сделал Локк», – написал он с известной дерзостью, словно призывая: оставьте всякие выдумки, выйдите из кабинетов и хорошенько оглядитесь!«Каким образом самка определяет?» И действительно, каким? Мне кажется, мы нашли нужный фрагмент головоломки, недостающую часть общей картины. На дарвиновский вопрос «кто лучше всех поет?» теперь есть несколько ответов. Прежде всего, при анализе записей птичьих песен в замедленном режиме выяснилось, что на самом деле они значительно сложнее, чем это может воспринять человеческое ухо.
Способность самца издавать более сложные звуки или совершать танцевальные движения с большей скоростью отражает его силу и жизненную энергию, доминирование и желанность. Например, у новозеландской птицы туи с блестящим темным оперением и белыми пучками перьев на горле песни заметно различаются по сложности[216]
. Когда экспериментаторы проигрывали туи запись сложной песни, резидентные самцы приближались к динамику быстрее и подходили ближе, чем когда им давали прослушать запись попроще. Слыша сложные песни, они сами начинали петь изобретательнее. Они реагировали агрессивнее, возможно с большим раздражением, и своими собственными песнями пытались победить невидимого соперника. Такой тип взаимодействия отчасти напоминает мне джазовые джем-сейшены, во время которых музыканты-импровизаторы пытаются переиграть друг друга с таким пылом и яростью, что эти состязания иногда называют «рубиловом».