Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

Не тут-то было! Она совершенно не склонна куда-то уходить вместе с ним.

Внезапно появляется Бен. Он явно ищет Лотти, и той ничего не остается, кроме как прогнать Дауди. Ее страшит гнев Бена, если тот вдруг догадается, что здесь происходит нечто предосудительное. Поэтому на публике она изображает бурное негодование, словно крича на Дауди: «Да что за вольности ты тут себе позволяешь!»

Теперь Бен гонится за Лотти без всякого дружелюбия. Ее крики словно запускают некую реакцию: все, кто есть поблизости, разражаются громкими воплями. Правда, стихают они так же быстро, как и начались.

Бен намерен уйти и хочет, чтобы Лотти последовала за ним. Но она снова остается.

Несколько минут спустя Лотти «роняет лист» в адрес Макаллана, который сидит прямо передо мной.

Кэт ошеломлена. До сих пор этот жест – «бросание листа», который время от времени совершают бонобо, ни разу не отмечали у шимпанзе. В отличие от срывания и покусывания листьев, что делается самцами довольно громко и служит для привлечения внимания, самки роняют лист бесшумно и незаметно, подобно тому, как дама викторианских времен роняет на балу свой платок.

Выбор Лотти по-прежнему ставит нас в тупик. Она зрелая самка, мать двоих детенышей. Совершенно непонятно, почему она заигрывает с юным Дауди и двадцатилетним Макалланом. Она могла бы выбрать кого-нибудь получше. Но у Макаллана такого выбора нет. Он угождает ей.

Обдумывая необычное поведение Лотти, я задаю Кэт извечный фрейдовский вопрос: «Так чего же, в конце концов, хотят женщины?» – «Свободы выбора, – тут же отвечает она. – Мы хотим получать то, чего желаем, не спрашивая ни у кого разрешения».

И почему бы Фрейду было просто не спросить женщину?

«Но, – замечаю я, – у Лотти, похоже, внутренний конфликт». – «Это другая сторона дела», – признает Кэт.

Если Лотти пойдет с Талискером и Беном, ей обеспечен секс с проверенными высокоранговыми самцами. Но они подчинят ее своей воле, монополизируют ее. Пока же она здесь, ее окружают еще только подрастающие самцы, будущие потенциальные вожаки, тоже обладающие качественными генами. «Так что она стоит перед интересной дилеммой, – оценивает Кэт. – Вы, глядя на Лотти, можете рассудить так: "Сначала два высокоранговых самца принуждали ее идти с ними, потом ей угрожали все вот эти молодые ребята; очевидно, что самцы манипулируют ею и постоянно контролируют каждый ее шаг". Но мне не кажется, что дело обстоит именно так. С ее точки зрения все может выглядеть иначе: "Я отделалась от высокоранговых самцов, чтобы иметь более широкий выбор". Этой свободы выбора она добивается, отставая от Талискера и Бена и таясь в зарослях, когда они ее зовут». С научной точки зрения ее выбор оценить труднее, потому что «Лотти не проявляет какой-то особой формы поведения, которую можно измерить; ее выбор проявляется в том, что она не делает того, чего хотят от нее другие».

Самцы проявляют свою власть через грубую силу и устрашение. Самки же часто проявляют собственную власть через выбор – делать что-либо или не делать.

«Возможно, больше ничего другого им и не остается, – приходит к выводу Кэт, – учитывая склонность некоторых самцов сначала махать кулаками, а потом уже думать».

Какое-то время спустя Лотти удаляется. Мы с Кэт следуем за ней в самую гущу сплетения лиан и кустов, не без трудностей. Я умудряюсь наступить на дорожку муравьев-кочевников. Кэт помогает мне стряхнуть десятки свирепых насекомых, которые тут же ринулись вверх по моим штанам. Она рассказывает, что однажды с ней тоже такое случилось, когда она пробиралась через заросли на четвереньках. «Безнадежно. Мне пришлось тут же шмыгнуть за дерево, раздеться догола и вытряхивать их из одежды, куда они успели набиться». Да уж, смешно. Но когда это происходит с тобой, становится не до смеха: сегодня утром я забыл засунуть концы штанин в носки – и поплатился. С поразительной скоростью муравьи оказываются внутри штанин, лезут вверх по ногам, под рубашку, потом в волосы на голове. И при этом зверски кусаются. Одного я вижу: он вцепился в мой носок снаружи и вгрызается, вгрызается… То же самое они делают и с моей кожей внутри под одеждой. Но кусаясь, они так увлекаются, что мне удается нащупывать их и давить пальцами прямо через ткань, пока не раздастся тихий хруст. Этим хрустом все для них и заканчивается.

Кэт вдруг настороженно вскидывается: ей кажется, что она различила «охотничий лай».

Лотти, вероятно, тоже его услышала, потому что теперь она решила направиться туда, куда ушли старшие самцы. Увидев, что Лотти удаляется, до сих пор никем не любимый и столь позорно отвергнутый Моникой Мазарики забегает вперед, разворачивается лицом к ней, поднимается вертикально и приглашающе разводит руки, демонстрируя ей всю полноту своей эрекции. Лотти проходит мимо, едва удостоив его взглядом.