Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

Сэм Уильямс руководит Организацией по восстановлению ара в Коста-Рике. (Большая часть центральноамериканских лесов, необходимых для существования этих попугаев, уже вырублена и выжжена – в основном для того, чтобы сети фастфуда в США могли подешевле покупать говядину для бургеров.) Уильямс и его команда занимаются реинтродукцией в природу молодых попугаев, выращенных людьми. Родители этих птенцов, в основном красные и солдатские ара, – спасенные из неволи птицы, которые не выживут, если просто взять и выпустить их в дикий лес. Но подготовка птенцов к существованию на свободе, в сложном и опасном мире, без родителей, за которыми можно повторять и у которых можно учиться житейским премудростям, иными словами, без всякого культурного наставничества, – это медленный и довольно рискованный процесс.

У всех изученных к настоящему времени диких попугаев птенцы приобретают особый индивидуальный звуковой сигнал, которому их учат родители. Ученые описали это явление так: «любопытная параллель с тем, как родители-люди дают имена своим детям»[155]. В самом деле, индивидуальные «позывные» помогают особям различать и опознавать соседей, партнеров, представителей разных полов, конкретных особей – одним словом, они выполняют ту же функцию, что и имена у людей.

Сэм рассказывает, что когда он изучал амазонов, то научился улавливать различия в их сигналах, которые означали, допустим: «Пора лететь», «Я здесь, а где ты?» или: «Привет, дорогая, я принес завтрак». Исследователи, которые хорошо умеют различать вокализацию попугаев на слух и используют современные технические средства для обработки записей их голосов, доказали, что «шум», который издают эти птицы, на самом деле куда более организован и наполнен смыслом, чем может показаться новичку вроде меня. В частности, в одном исследовании волнистых попугайчиков экспериментаторы сажали вместе птиц, которые не были знакомы друг с другом. Группам самок требовалось несколько недель, чтобы их крики приобрели сходство и стали звучать одинаково[156]. Самцы копировали крики самок. В стайках черношапочных гаичек позывки их членов тоже обладают сходством, что позволяет этим синицам отличать членов своей стайки от чужих птиц[157]. То, что такое происходит и требует немалого времени, заставляет предположить, что природные группы птиц в норме поддерживают свою стабильность и идентичность и что их члены способны опознавать и различать друг друга.

Групповая идентичность, как мы не раз показывали, присуща далеко не только человеку. Мы уже видели, как кашалоты усваивают, а потом декларируют свою групповую идентичность. Попугаи и даже молодые крыланы[158] учат диалекты именно тех сообществ, в которых состоят[159]. И вóроны тоже умеют различать, кто свой, а кто чужой[160]. Даже не стоит перечислять всех животных, которые понимают, к какой группе, семье или стае они принадлежат. В Бразилии, например, некоторые дельфины загоняют рыбу в сети рыбаков в обмен на часть улова[161]. А другие дельфины этого не делают. И те, кто взаимодействует с рыбаками, издают другие звуки, нежели те, кто в такой кооперации не участвует[162]. И косатки, обладатели едва ли не самой развитой нечеловеческой культуры, живут в сложно структурированном сообществе из семей, стад и кланов, причем члены каждой группы знают членов всех входящих в нее семей и при этом тщательно избегают контактов с членами другой группы. Иначе говоря, групповая идентичность, которая долгое время считалась критерием человеческой культуры, оказалась широко распространена и в мире животных.