Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

Птицы продолжают прибывать, их разноголосый гомон нарастает как прилив. Многие миллионы лет главным звуком, наполнявшим атмосферу Земли, был вот этот утренний поток сообщений, которыми обмениваются птицы. Они и сейчас остаются самыми заметными из всех диких животных, расцвечивая мир не только яркими красками, но и богатейшей палитрой звуков. Куда бы вы ни отправились, вы услышите их. Просто заглушите моторы и прислушайтесь.

По мере того как все больше попугаев собирается вокруг нас, мелькая в воздухе чаще и чаще, мы начинаем в большей степени слышать их, нежели видеть. И теперь я чувствую, что столкнулся с проблемой. Всего несколько минут назад я учился различать голоса новых для меня птиц: краксов, гуанов, скрытохвостов, питанг и соек. Я ясно слышу их, и все они звучат по-разному. Каждая песня имеет свою мелодию, которую легко запомнить и отличить от прочих. Но когда дело доходит до разнообразных попугаев, которых здесь собралась, наверное, добрая дюжина видов: длиннохвостые попугаи, аратинги и, конечно, ара, на которых я намеревался сосредоточить внимание, то я слышу лишь неразборчивую какофонию звуков, сливающихся в общий шум. Похоже, у попугаев нет никаких повторяющихся сигналов или песен, как у многих других птиц. Помнится, Джульетта у Шекспира перепутала соловья с жаворонком. Или, по крайней мере, притворилась – спутать этих птиц не так-то просто. Но для меня все попугаи звучат одинаково и не слишком мелодично. По-моему, издаваемые ими звуки и песней-то не назовешь: попугаи просто пронзительно вопят или скрежещут. Я не могу разобрать в этом шуме решительно ничего осмысленного. Одним словом, я полностью выбит из колеи.

Дон воспринимает мои мучения с умеренным сочувствием: «Это действительно трудно, – признает он. – У красных ара в голосе слышится ворчание, как у собаки».

Отняв ручку от блокнота, он тычет им куда-то вверх, стараясь помочь мне: «Вот, слышишь зеленокрылых? – говорит он невозмутимо. – По крику их легче всего отличить от остальных здешних ара».

Если вы представите себя на месте быстро летающего попугая в густом дождевом лесу, где видимость весьма ограничена, вы согласитесь, что это очень важно – слышать и различать сородичей по голосу, да и самому быть услышанным и узнанным. Эксперименты со звукозаписями показывают, что самки надежно узнают голоса своих партнеров и выбираются из темного дупла на крик нужного самца. В сущности, индивидуальные особенности их голосов можно увидеть и на графиках-сонограммах[170]. Поскольку попугаи редко передвигаются молча, большинство из них постоянно поддерживают контакт и всегда знают, кто где находится.

Но так как я еще новичок в этом деле, разобраться в их перекличке мне очень непросто.

Мелкие виды, такие как синекрылый тонкоклювый попугай (катита), прибывают бойкими стайками без всяких признаков организации – одного этого достаточно, чтобы их опознать. Людей, которые видели попугаев только в клетках или с обрезанными крыльями, наверняка удивит, насколько дикие попугаи великолепные летуны. Они играючи закладывают виражи вправо и влево, пикируют на землю, затем срываются с нее, перелетают с дерева на дерево. Небольшая стайка златощеких украшенных попугаев (лорито) молнией проносится мимо, шумно перекликаясь с сородичами.

В этом удивительном соборе под открытым небом мои попытки увидеть и услышать столько всего разного представляются такими безнадежными, что у меня едва не опускаются руки. Но одновременно я чувствую и восторг. Возбуждение попугаев, их умение радоваться жизни заразительно; кажется, что им пропитан сам здешний воздух.

«Вот буроголовые аратинги, – с появлением каждой новой группы птиц Дон отмечает время их прибытия и число особей. – Белобрюхие лорито… – он рассказывает мне, что этим попугаям свойственно коммунальное гнездование и перемещаются они устойчивыми семейными группами по шесть-восемь особей. – Синеголовые амазонеты, прилетели из-за реки, – с прилежанием продолжает Дон свои записи. И тут же, не поднимая головы, добавляет: – Еще одна группа белобрюхих с левой стороны, понизу», – Дон легко распознает их на слух.

И если умение Дона различать по голосам разные виды ара уже производит сильное впечатление, то его способность с ходу опознать по звуку мелких попугаев настолько недоступна моему разумению, что кажется почти сверхъестественной. Она даже вызывает некоторое недоверие: как это он умудряется?

Занятый своими записями, он коротко отвечает: «В неволе птицы повсюду ведут себя одинаково, и звуки издают тоже похожие. А вот у диких птиц ты можешь услышать различия в голосах».

На самом деле я не могу. Но то, что Дону это удается, означает, что для птиц услышать различия не составляет ни малейшего труда. Каким же количеством информации, эмоций и намерений обмениваются между собой эти энергичные стайки?