Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся

Живая наука не терпит догматизма; однако ученые – всего лишь люди, и порой им не хватает гибкости воззрений. Многие из них пришли к убеждению, что любое поведение, помимо человеческого, имеет исключительно инстинктивную природу и не подразумевает обучения. Эта догма стала подменять собой реальные наблюдения. «Пересмешник не подражает чужим песням, он просто обладает необычно большим набором звукосочетаний, – уверял в 1928 году некий Пол Виссер, заключая: – Эти птицы наследуют очень изменчивые модели реакций нервной системы»[174]. На самом же деле стоит хотя бы немного внимательнее заняться изучением пересмешников, и вы получите убедительные доказательства, что эти птицы учатся, подражая другим и составляя свой репертуар из песен и звуков, которые слышат вокруг. Всего одной особи оказалось достаточно, чтобы опровергнуть заявление Виссера. В 1930-х годах орнитолог Амелия Ласки взяла из гнезда птенца пересмешника и вырастила его у себя дома. Птенец по имени Хани научился подражать не только окрестным птицам, но и свисту, которым супруг Ласки подзывал собаку, звукам стиральной машины и свистку почтальона.

Певчие птицы учатся своим песням, а попугаи – звукам, которыми они общаются. Их вокализация – вовсе не врожденный навык. Но – и это очень большое но – птицы, как и люди, несут в себе некое генетическое лекало, которое ограничивает, а то и диктует, чему они способны научиться. Эти ограничения допускают свободу вариаций, скажем, в богатстве песен или региональных диалектах, однако свобода отнюдь не безгранична. Ворона никогда не запоет канарейкой. Зато ворона может овладеть довольно разнообразным набором звуков и даже способна к имитации чужих голосов. На другом конце этого спектра – лирохвост, обладающий исключительным даром звукоподражания, в совершенстве копирующий хоть визг цепной пилы, хоть автомобильную сигнализацию. Попугаи же используют свои способности к имитации звуков для идентификации – себя и других.

Человеческий младенец кричит инстинктивно, без всякого обучения. Птенцы многих птиц инстинктивно издают особые звуки, выпрашивая корм. И подобно тому, как маленькие дети осваивают слышимую человеческую речь, но не могут научиться петь как жаворонок, так и птенцы жаворонка заучивают песню, которую слышат чаще всего, – песню своего отца.

Еще на ранних стадиях развития в мозгу птенца начинают формироваться клетки в той области, которая специализируется на распознавании звуков. Как и при овладении речью у людей, у молодых птиц тоже есть временнóе окно примерно в пару месяцев, когда обучение дается им особенно легко. У некоторых попугаев и небольшого числа других видов это окно остается открытым дольше и закрывается медленнее. Часть птиц способна выучить свой репертуар только в юном возрасте. (Будучи изолированной в экспериментальных целях, молодая птица обычно издает усеченную, неполноценную версию песни и позывок, характерных для представителей ее вида.) Поначалу птенец воспроизводит обрывки песен взрослых птиц, которые усваивает на слух. В сущности, это очень похоже на младенческий лепет. И в то же время исследователи, работающие с зябликами, не так давно обнаружили, что взрослые птицы «при взаимодействии с птенцами меняют структуру своей вокализации наподобие того, как люди начинают говорить иначе, общаясь с детьми»[175].

Все эти социальные взаимодействия с их необычайно тонкими настройками влияют на активность мозга, помогают сосредоточить внимание на песне, ускоряя тем самым вокальное обучение. В итоге песня (или песни) и позывки формируются на основе ментального образца для копирования и голосового аппарата птицы. Разница та же, как между чтением нот с листа и игрой на музыкальном инструменте. Практикуясь, птицы развивают контроль над вокализацией.

Разные музыканты будут играть и интерпретировать одну и ту же пьесу по-разному. А там, где у птиц есть место обучению, многообразие итоговых версий заметно возрастает. Региональные различия в вокализации иногда называют «песенными традициями», но чаще для этого пользуются термином «диалекты»[176].

К настоящему времени опубликовано множество работ по диалектам птиц – уж точно больше сотни. И подобная региональная изменчивость встречается не только у птиц, но и у многих других животных. Как сказал мне специалист по охране природы Том Лавджой, «любое социальное животное создает собственный диалект, будь то стая попугаев или ребятишки в летнем лагере».

Или даже некоторые рыбы. «В особенности треска, – как сообщил мне Стив Симпсон из Эксетерского университета, – у которой по сравнению с другими рыбами очень развита звуковая коммуникация. На записях легко различить звуки, которые издают американский или европейский подвиды трески. Этот вид активно вокализирует, а при устойчивом сохранении традиционных нерестилищ, сформировавшихся за сотни, а то и тысячи лет, потенциал для региональной изменчивости весьма высок»[177].