Воспитание сердца

После грозы

Откуда вы летите, птицы,
Такой веселою толпой,
Кружась над прелестью столицы
Как над цветущею травой,
И так доверчиво взлетая
В свою земную высоту?..
И твердь звенит, как золотая,
В потоке света, на лету.

Когда бы мог и я без страха
Природной дикости отдать
Мое бессмертие из праха,
Мое умение страдать.

День истории

Проходит день.
И этот день уйдет.
Не удержать и звездными руками.
Уйдет он прочь.
За дальними веками
вскипит
как брага он,
как вешний мед.
Хмельные пасынки веков,
как мы,
раскроют сердце юности,
как смогут.
Нас воскресившие,
они не дрогнут,
чтоб распахать
надгробные
холмы.
Бог в помощь им,
как говорили древле, —
пусть будет так!
И будет без беды:
они
и Елисейские сады! —
чего же больше нам,
когда не дремлем.
Мы прожили вчерашнее
для завтра,
а завтра —
это вечность
впереди...
Мой друг,
любовь,
ты в завтра
не гляди,
как некогда в тебя
глядела
Спарта.

На следу

На небе стынет ночь, а здесь светло от снега;
И тишина в снегу — как сон девичьих лет;
Стремительно ведет от мирного ночлега
Лесной тропинкою еще горячий след.

Какой наградою — и доброй или злою —
Влеком был путник в даль чернеющих стволов,
Кружилась ли душа над ледяной золою
Иль сильных рук ее счастливый был улов.
Плетется в искрах путь. Жемчужиною снежной
Увенчан образ твой, чудесный человек!
Твоя земля звучит симфонией безбрежной —
Тобой звучит она, трагичная вовек.

Лютеция

Здесь редок снег, здесь только зимний холод,
Здесь снег бранят и грязью и чумой,
И парижанину подснежный город
Давно не мил, и он спешит домой.

Люблю я снег полночною зимою
В латинских улицах и тупиках,
Когда века в снегу идут со мною,
Спешат со снежной музой на руках.

И тишина звучит тревожным боем
Курантов, вдруг очнувшихся в снегу...
Мечта со мной, нам весело обоим,
Молчит она, молчать я не могу;

И вот шепчу я (с русским удареньем!)
Слова чужие страсти и любви, —
Французским меряю стихотвореньем
Печаль и радость русские в крови.

Люксембургский сад

Все те же мерцают деревья,
Все те же дорожки. По саду
Садовник разносит рассаду —
Огромные годы мгновенья.

Еще ворота не закрыты.
Свистком сторожа не тревожат.
А все же друзья позабыты,
Их нет здесь, и быть их не может;

Ушли вслед поспешному «было»,
Оставили общее дело,
Как будто под ношей изныло
Их теплое легкое тело.

И был я когда-то любимым.
Каштаны цветут на том круге.
Вот машет крылом голубиным
Романтика — в память о друге.

Медон