Воспитание сердца

Светом солнечным пьянели
Золотистые глаза,
Неподвижны были ели
И морская полоса,
И цикады жарко пели.

Слов чудесных я не помню —

Не они сомкнули круг, —
Я глаза сияньем помню,
И таким волненьем вдруг,
Что закрыли солнце к полдню.

Помню тоже: сердце билось

Под рукою об белье,
А потом оно открылось
Грудью темною ее, —
Будто так оно приснилось.

А потом прикрыла очи,

И была она тиха,
Как звезда июльской ночи, —
Вся в печали без греха,
Тишины любовной кротче.

Вновь шумели в знойной лени

Море, сосны и земля,
И вязало время тени,
Будто Парка, оголя
Ее детские колени.

Мистраль

Взлетели в небо тополи,
Ладошками звеня,
Себя сверканьем облили
Для ветреного дня.

И мечутся, и кружатся

От моря до холмов —
Вдоль речки, что как лужица,
Меж розовых домов.

А в небе снежным крестиком

Морская птица вдруг:
Высоким буревестником
Очерчивает круг.

И темно-синим пропадом,

На волны опершись,
Взлетает море с рокотом
На каменную высь.

От жгучего сияния

Спасенья нет нигде,
И к буре вскинул длани я,
Как жаждущий к воде.

Дышу легко и счастливо

Под солнечной грозой:
Будь, солнце! Я ведь часть его,
Пусть — тонкою лозой.

Тунис в звездах

Уснувший порт, гитара в темноте
Все итальянские мотивы вторит;
А Млечный Путь в безмерной высоте,
Срываясь звездами, над морем спорит —
Что глуше в легкой тишине,
Что глубже в полной вышине.

Ночное Тютчева не знать нельзя.

Нельзя не жить Арагвенной печалью —
«На холмах Грузии». И вот, скользя,
Пришла печаль, и шелковою шалью
Сжимает туго сердце и плечо,
Которому от сердца горячо.

Распяты в небе реи кораблей,

Высоко подняты морские тени;
А юнга все поет про журавлей,
Распластанных в волнах морской кипени,
О том, что дева, будто сгоряча,
В любви сгорела тихо, как свеча.

О сколько звезд над Африкой твоей!

Их может быть на Черноморье столько —
В тиши, в ночи, средь жатвенных полей,
В сверканье росном, где колосья стойко
Так бурно в грозах вынесли свой рост,
Где звездный всплеск божественен и прост.

Теплом согрет, еще теченьем дня

Так щедро пролитым в долинах Керуана,
Вдруг вижу я, как Лермонтов меня
Касается; его мерцает рана
Под звездами — горячей и земной,
И кто-то в звездах плачет надо мной.