Воспитание воли

Для работы организации материалов, о которой мы сейчас говорили, необходим полный покой, а в Париже его трудно найти. Не говоря уже о том, что там невозможно окружить себя той абсолютной тишиной, какую мы находим в деревне, где человек, так сказать, слышит свои мысли, — в Париже мы попадаем в самую печальную гигиеническую обстановку. Перспектива дымовых и вентиляционных труб, которую приходится созерцать там из окон, искусственная, возбуждающая среда, сидячая жизнь, неподвижность, почти обязательная во всем, — начиная с занятий и кончая развлечениями, — все как будто нарочно соединяется, чтобы самым разрушительным образом действовать на здоровье.

Кроме того, в Париже невольно заражаешься способностью волноваться по пустякам — способностью, составляющей как бы отличительную черту всех жителей больших городов. Впечатления сменяются слишком быстро, жизнь кипит, как в котле, и кончается тем, что в этой вечной сутолоке человек утрачивает значительную часть своей индивидуальности. Внимание постоянно останавливается на мелочах, и именно потому, что в этом стремительном потоке впечатлений трудно разобраться: вы легко подчиняетесь влиянию рутины. Прибавьте к этому, что в больших городах сам труд принимает какой-то лихорадочный, нездоровый оттенок. Чтобы убедиться, как вредно отзывается на душевном состоянии работника (я говорю о людях, занимающихся умственным трудом) раздражающее влияние такой обстановки, стоит только прочесть весьма поучительное и отличающееся большой искренностью исследование Жюля Гюрэ («Enquete sur devolution litteraire». Hachette, 1891). Вы поймете тогда, как действует соприкосновение с этой средой изнервничавшихся людей; вы поймете, что такое все эти столкновения самолюбий, эта взаимная зависть, и пожалеете бедных молодых литераторов, не знающих в нашей столице ни минуты покоя и в сущности очень несчастных. Я со своей стороны могу сказать только одно: если для меня совершенно ясно, что, помещаясь где-нибудь на четвертом этаже, в тесной квартире, на людной улице, в самом центре столичного гама, вдали от природы, молодой человек не может не сделаться раздражительным, то я решительно не вижу, почему такое состояние духа должно способствовать его умственному развитию.

Толкуют о развивающем влиянии общества, которое можно иметь только в Париже. Я даже не знаю, стоит ли на это и возражать. Живя в глуши, в деревне, я могу окружить себя обществом величайших современных умов: для этого мне стоит только купить их сочинения. Вся гениальность великих писателей выливается в их творениях; говорить о своих работах, еще не появившихся в печати, они обыкновенно не любят: общество людей — для них отдых, развлечение; вот почему личное общение с великими писателями никогда не принесет молодому человеку той пользы, какую он может извлечь из их сочинений. Есть, правда, одно огромное преимущество личного знакомства с великими людьми: это то, что результаты жизни, исполненной труда ради высоких целей, становятся для нас, так сказать, осязательными, и в энергичном, талантливом молодом человеке такие знакомства могут возбудить чувство благородного соревнования; но счастье знать лично великих людей достается в удел очень немногим.

Единственное преимущество жизни в Париже — преимущество, действительно неоценимое — это эстетическая культура, которую там можно приобрести. Музыка, живопись, скульптура, красноречие — всему этому вы можете заложить солидный фундамент в этом изумительном городе, чего нельзя сказать о большинстве провинциальных городов. Но раз такой фундамент заложен, то в отношении работы мысли провинция представляет много ресурсов для того, кто хочет ими пользоваться. К тому же жить в деревне — еще не значит быть провинциалом. Можно жить в Париже и все-таки быть провинциалом, ибо быть провинциалом, значит, не иметь никаких серьезных интересов; в таком по крайней мере смысле понимается у нас обыкновенно это название. Провинциал — это человек, не интересующийся ничем, кроме сплетен, — человек, для которого в жизни не существует ничего, кроме сна, еды, питья и наживы; провинциал — это глупец, который не знает других развлечений, кроме карт, сигар и грубых шуток в кругу людей, не превышающих его умственным развитием. Но если молодой человек, живя в провинции, — хотя бы даже в деревне, — понимает и любит природу, если он находится в постоянном общении с величайшими мыслителями мира, то уж конечно он не заслуживает названия провинциала, сделавшегося у нас оскорбительным.