Читаем Воспитание жизнью полностью

— Твое объявление в журнале, Бергеман, можно рассматривать как подлость!

— Только не строй из себя праведника, — сказал ефрейтор, и в глазах его промелькнула злоба. — Социализм от такой ерунды наверняка не развалится, да и силу армии этим не подорвешь. Так что не очень-то задавайся. В конце концов мы в роте не на плохом счету. И потом, я давно уже хотел тебе сказать: до твоего прихода у нас в подразделении царили мир и согласие, по крайней мере, жили мы весело, коллектив спаянный у нас был.

Унтер-офицер Якоб Тесен все же вышел из комнаты. В длинном коридоре стояла тишина, как и всегда в послеобеденное время. Около лестницы за столом сидел дежурный по роте: сегодня дежурил фельдфебель. Он сонно откинулся на спинку стула.

— Куда? — спросил он Якоба, когда тот проходил мимо.

— Подышать свежим воздухом.

— Недурно! Если бы я мог, тоже пошел бы с тобой.

Якоб понимающе кивнул головой, сказал в ответ что-то банальное и уже через минуту не мог вспомнить, что именно. Он спустился по каменной лестнице. Его шаги глухо отражались от белых кафельных стен.

«И все-таки ты осел, — ругал он себя, — огромный, длинноухий, беззубый осел». Выходя из здания, он думал о том, как найти выход из неудобного положения, в котором он оказался.

3

Широкой гладью перед ним простиралось море. Воздух был свеж и пропитан запахом соли и водорослей. Около забора Якоб снова наткнулся на вчерашнего мальчугана.

— Что, малыш, никак не расстанешься со своей смешной бутылкой?

— Меня зовут Олаф, — серьезным тоном ответил мальчик.

Он стоял в воде по самые голенища своих белых резиновых сапожек и внимательно рассматривал рябое дно у своих ног.

— Зачем тебе эта бутылка?

— Я буду держать в ней рыбок.

— А как ты собираешься их наловить? — поинтересовался Якоб.

— Руками… — ответил мальчик. — А разве так нельзя?

— Нет, — возразил Якоб, — руками ты ничего не поймаешь. И вообще здесь рыбок нет: тут очень мелко. Но я могу дать тебе хороший совет: выходи-ка ты побыстрее из воды, она еще слишком холодная.

— А что, если мне все-таки попробовать?

— Получишь насморк, а потом мать будет тебя ругать.

Мальчик не двигался с места.

— Не будет она меня ругать: ее ведь здесь нет.

Якоб пожал плечами:

— Ну, значит, кто-нибудь другой отругает.

— Старшая сестра, что ли?

— Может быть, и старшая сестра.

Мальчик оторвал свой взгляд от воды и выпрямился:

— А ты меня не выдашь?

Якоб замотал головой:

— Вот еще! Я даже не знаю, где ты живешь.

— Вон там я живу, — ответил малыш, и его худенькая рука указала в сторону от пляжа, туда, где за матово-зелеными дюнами в излучине бухты прилепилось несколько домиков с камышовыми крышами. — Но только ты туда не ходи.

— Друзей я не предаю, — кивнул головой Якоб.

— Честное слово?

— Даю слово воина. Раз ты живешь у старшей сестры, значит, ты не отсюда?

Мальчик вытер мокрые руки о свои темные шорты.

— Нет, не отсюда, — ответил он. — Я приехал из города на отдых, потому что долго болел.

— Вот видишь, — заметил Якоб с напускной строгостью, — тогда тем более должен понимать, что стоять в холодной воде вредно и что старшая сестра будет тебя за это ругать. Раз ты долго болел и приехал сюда отдыхать, быстро выходи из воды.

Мальчик удивленно поднял голову, помедлил немного, но затем все же вышел из воды и медленно побрел по берегу.

— Не такая уж страшная была у меня болезнь, — пробормотал он и остановился.

— Болеть всегда нехорошо.

— А ты сам болел когда-нибудь? — спросил мальчуган.

— Еще как! И совсем недавно. Ну и противно же это было!

— А что у тебя болело? Грудь?

— Нет, — ответил Якоб. — У меня с ногой было плохо.

— На тебя машина наехала, да?

— Нет, не машина, а кое-что другое, твердое и горячее. Я и сам толком не знаю что, — ответил Якоб. — Давай я тебе лучше расскажу об этом как-нибудь в другой раз…

Тут их разговор прервался. Прошла минута-другая… Мысленно Якоб снова вернулся в казарму.

«Сейчас ребята, наверное, уже переварили прочитанное, — подумал он. — Перебрали все шуточки и вдоволь нахохотались. Теперь лежат и отдыхают на койках. И снова никому нет дела до других, как почти каждый день. А еще говорят о коллективе!»

Мальчуган тем временем поднял свою бутылку, и вчерашняя сценка повторилась. Выкопав из песка несколько камешков, он начал бросать их в воду.

«Плюмпс» — раздался глухой звук, и камешек утонул. Только ленивой чайки на этот раз не было…

Скоро Олаф заговорил снова, и Якобу подумалось, что мальчуган не переставал думать об этом со времени их вчерашнего разговора.

— Если тебе нельзя перелезать через забор, почему бы тебе совсем не убежать отсюда? — с детской наивностью спросил малыш.

Якоб улыбнулся.

— Убежать… Я должен оставаться здесь, — сказал он. — Я нужен экипажу. А знаешь почему? Потому что я командую танком, понял?

— Ой! Ты командуешь танком? — воскликнул мальчуган и от удивления раскрыл рот.

— Да, — подтвердил Якоб, — я командир танка.

— Самого настоящего?

— Конечно!

— Вот здорово!

«Малыш уставился на меня так, словно я одновременно и машинист локомотива, и вождь индейского племени, и продавец мороженого», — не без улыбка подумал унтер-офицер, а вслух сказал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее