Воспитание жизнью

— Это поручение Союза молодежи он выполняет как нельзя лучше. Школьники прямо-таки боготворят его.

Последним выступил лейтенант Бранский, который терпеливо ждал, пока выскажутся все: не хотел своим выступлением влиять на решение собрания.

— Служба в армии — это учеба, — начал он. — И было бы неправильным наказывать солдата, который служит в армии всего лишь несколько месяцев, за случайную ошибку.

Мой отказ выступить на собрании он расценил как неумение взять себя в руки и сказал, что он, как и прежде, верит в меня. Разумеется, мне следует сделать правильные выводы из сегодняшнего собрания и показать себя с хорошей стороны.

Закончил он свое выступление так:

— Соревнование еще не закончилось, товарищи. Самый главный этап еще впереди. Это осенние маневры. За это время можно добиться многого. Победителем, как вы знаете, бывает тот, кто выигрывает последний бой.

Казалось, я мог бы радоваться такому исходу собрания. Но… увы!

«Я должен во что бы то ни стало поговорить с Софи, — думал я. — Она должна знать обо всем: о письме, которое я получил от Анны, и о ребенке».

28

Прошла почти неделя, а я все оттягивал встречу с Софи. Отчаяние мое росло день ото дня. Я боялся сказать Софи всю правду. Но больше всего я боялся обмануть ее.

— Никто уже и не вспоминает о собрании, а у тебя такой вид, будто все только об этом и говорят, — сказал мне как-то Руди Эрмиш, подойдя после обеда к моей койке. — Мы еще себя покажем!

— Да… — нехотя ответил я и уставился в потолок.

— Брось в конце концов переживать.

Я повернулся на другой бок и стал смотреть на стену.

— Оставь меня в покое. Я себя неважно чувствую. Мне нужно как следует выспаться… — пробормотал я.

Однажды вечером за зданием клуба меня разыскал Петер Хоф.

— Дорогой Фред, — серьезным тоном начал он, — на прошлой неделе ты ни разу не был в школе.

— Откуда тебе это известно? — спросил я испуганно.

— Знаю.

— Ты был в школе?

— Нет, я там не был. Я просто-напросто просмотрел журнал увольняющихся и не нашел в нем твоей фамилии.

— Ну и что ты хочешь этим сказать? — вздохнул я облегченно.

— Ничего. Я просто хочу спросить тебя: почему ты самоустранился от своих обязанностей?

— У меня не было времени, — буркнул я.

Петер нахмурился. Потом рассмеялся:

— Ах вот как!

— Ты же знаешь, что я натворил на учениях. Вот мне и пришлось как следует позаниматься, так что времени свободного у меня не было, — ответил я.

— Фред! Ты мне пыль в глаза не пускай! Ты и сам не веришь тому, что говоришь.

— Что тебе от меня нужно? Кто дал тебе право упрекать меня? Ну хорошо, на прошлой неделе я не был в школе. Что из этого? Уж не хочешь ли ты мне приказать ходить туда?

— Не горячись, Фред! Ты прекрасно знаешь, что я не буду тебе приказывать. Что же за Союз молодежи был бы у нас, если бы мы работали только по приказам? Просто я хочу сказать тебе, что для работы в школе лучшей кандидатуры нам не найти.

Было уже темно, но до отбоя оставался еще целый час. После того как Петер ушел, я стал прохаживаться за зданием клуба, окна которого были ярко освещены: шел праздничный концерт. Сквозь толстые стены доносилась песня о маленьком барабанщике, которому не удалось допеть до конца своей песни: вражеская пуля сразила его. На сердце у меня стало тяжело. Я понял, что стремление замедлить ход событий не спасет меня.

В казарме не было ни души. Видимо, все пошли в клуб. Я сел на койку и стал думать.

Неожиданно в дверь кто-то постучал. Я поднял голову и увидел незнакомого солдата с автоматом за плечом и каской на голове.

— В этой комнате живет рядовой Беренмейер? — спросил он меня.

Я вскочил.

— Что случилось?

— Ему письмо. На КПП у ворот его передала какая-то девушка.

— Давай сюда.

— Ну-ну, не так быстро. Тебя что, лишили увольнения в город?

— Да, — соврал я, чтобы солдат поскорее ушел и оставил меня одного.

— Не горюй, дождешься и ты увольнения. А у тебя, я вижу, неплохой вкус: девушка, которая передала это письмо, очень симпатичная.

Наконец солдат ушел. Я вскрыл конверт, и у меня перехватило дыхание. Это было письмо от Софи.

«Фред, милый! Что это значит? Вот уже больше недели ты молчишь. Что с тобой? Что-нибудь случилось? Или ты болен? Могу я чем-нибудь помочь тебе? Я волнуюсь. Жаль, что капитан Кернер все еще не вернулся из командировки, а то бы я спросила у него, что с тобой. Прошу тебя, ответь мне, и побыстрее.

Твоя Софи».

На следующий день я попросил дать мне увольнение в городской отпуск. Был туманный дождливый вечер. Когда я проходил через КПП, на посту стоял тот самый солдат, который вечером передал мне письмо. Он сразу узнал меня. Проверив увольнительную, дружелюбно сказал:

— Теперь ты можешь навестить ее. Я бы сейчас с удовольствием поменялся с тобой местами. Ну, всего тебе хорошего…