— Извините месье, может это звучит немного непривычно, но мне в общем Америка показалась гораздо спокойнее, чем Китай.
— Не знаю, что с чем сравнивать. Может вы относительно недолго побыли здесь, но… Не буду зазря распространяться. Я только свидетель и анализатор происходящего. Вы, непосредственный участник: обвинительное лицо для закона. Поэтому и мое мнение для вас будет более, чем относительным. Кабинет, конечно, более спокойное место для анализа, чем поле брани и ежеминутность опасности. Поставлю вас в известность: я был тот комиссар полиции, который изучал место происшествия после демонстрации плебса и место, где, по словам свидетели, какой-то неизвестный китаец дрался с бандой хулиганствующих молодчиков, а потом их перестрелял кто-то со стороны. Я думаю, понимаете движение моей мысли. Вы в протоколах следствия проходите, как лицо неизвестное и неожиданно появившееся. И, заметьте, совсем случайно. Если большая группа китайцев на демонстрации конкретно описана, то ваша личность выпадает из протокола как по национальности, так и по гражданству. И даже, если вас по чьим-то словам запротоколируют, без фактов, без свидетельств, ни одна страна вас не признает. Понимаете: ни одна. Вас даже в тюрьму ни одна страна не примет. Большое ли это утешение для беглеца.
— Не рассуждайте так просто, месье, меня есть кому принять.
— Прошу прощения, сеньор, может я не так выразился. Это моя прямолинейная протокольность. Я не должен был этого говорить, так как мои предложения смахивают на запугивание и дознание. Буду краток: я здесь по просьбе мистера Маккинроя. Я должен помочь вам довезти вашего раненого товарища до пункта назначения этого парохода. В каютах плывущей посудины имеется двадцать девять членов немецкой общины с большим военным прошлым. У нас они проходят под грифом «наци». В основном это офицеры-боевики. Среди них есть и наемники. Цифра для сугубо гражданского корабля очень внушительная. Такой бригадой можно захватить все судно. Я взял с собой двух офицеров. Думаю, совместными усилиями сможем предпринять положительные для вас действия. Мы знаем противника. Знаем каюты, в которых они разместились, и трюм, где собираются на перекличку.
— Спасибо комиссар. Но как вы представляете нейтрализацию такой внушительной компании. Корабль ограничивает и возможности, и маневры.
Я пока не представляю своих дальнейших шагов.
— Я тоже не представляю. Все зависит от внешних обстоятельств. Я вам оставляю десять тысяч долларов от господина Маккинроя. Они вам будут не бесполезны. Мне также известны каюты, в которых расположились парни из немецкой общины. Мы будем за ними приглядывать. Вот вам список кают.
Рус бегло глянул на цифры. Там значилась и каюта, которую он вчера вечером посетил. Оставалось еще пять номеров. Три на верхней палубе и две на нижней.
— Многовато их, господ, на одного раненого. А что вы скажете про "эскадрон смерти"?
— Одного офицера полиции я уже повстречал в ресторане. Двух его спутников вычислили на верхней палубе. В ближайший вечер будем знать стальных. Знайте: данные по полиции идут от мистера Маккинроя. Он на материке делает свою работу. Имейте в виду, эти полицейские очень жестокие люди. У них власть. И нет никаких ограничений. Они очень опасны. С ними надо быть очень осторожными.
— Их каюты известны?
— Да. И одна на твоей палубе. Через три каюты слева по проходу от вас.
Рус сначала хотел спросить: все ли в одном номере. Но промолчал. По ходу беседы у него созрел свой план продолжения нейтрализации врагов. Давать повод постороннему для всяких подозрений, хотя вроде бы и надежному человеку не стоило. Француз поднялся.
— Откланиваюсь вам, сеньор. Сейчас мне необходимо в бар: встретиться со своими людьми. Думаю, что и вам удобнее и безопаснее самому меня находить. С часа дня до двух я в ресторане на верхней палубе. С семи вечера в баре над. вами. В десять на открытой палубе. С двадцати четырех до шести утра должен быть в своей каюте напротив раненого. Думаю, для контакта со мной вам очень поможет ваша маленькая девушка.
Месье Боднар еще раз галантно откланялся.
Глава четвертая
Только к девяти вечера подрулил Мин с двумя Китайцами эмигрантами к становищу монахов у моря. Суровый Ван долго смотрел на лукавые рожи китайцев, пока дал знак говорить.
— Уважаемый Вана, ваша товарищ был на носилках транспортирован на большой корабль. Корабль пашел Африка. Кейптаун порт. Все хоросе.
— Мин, — недовольно заговорил Ван, — это все, что они могут сказать?
— Носилки Сен Ю сопровождал человек в белом халате, старушка, очень молодая девушка. — Более обстоятельно повествовал схимник.
Ван повернулся к эмигрантам.
— Подозрительные ошивались рядом?
Китайцы отрицательно закивали головами.
— Только грузчика, только матроса, Большой Вана.
— А полицейские, шпионы, — выуживал сведения Ван.
— Все хоросе. Все хоросе. Больше нет никто. Народ хоросий, пассажирский другой дверь ходил.
— А почему это вы так плохо на родном языке говорите? — пристально разглядывая собеседников, давил авторитетом Ван.
— Мало рядом земляк. Говорить не с кем.