Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

— Кто знает? Он как-то оказался выпущен из-под наблюдения наших служб. Он же племянник самого Председателя. А мой шеф, ну очень, близкий друг Мао. Если бы не это, нас давно бы предали всяким общественным порицаниям и казням.

— Не мог ли он произвести этот опережающий, устрашающий шаг, чтобы быстрее столкнуть для войны Дэна с женой Мао, да и прочих.

— Зачем ему? У него нет шансов на императорство в Китае.

— Если вы, оперативные службы, о нём ничего не знаете, то что можно сказать о его возможностях, целях, планах.

Чан распрямился, глубоко вздохнул и снова уткнулся подбородком в кулак.

— Надо поговорить с шефом. Он сможет проанализировать ваши предположения. Шеф больше знает.

— И знает, где живёт Советник?

— О, это никто не знает. Хотя, — генерал хлопнул себя по голове, — наверняка, он тоже живёт в «Запретном городе». Иначе я бы знал от шефа, что гномик где-то в другом месте проживает. Вот те на. Чего мы стоим, горькие, пустые, амбициозные контрразведчики.

Сэр Маккинрой согласно покачал головой.

— Всё верно, генерал. Советник был постоянной тенью Мао. А тень нигде не живёт. Она есть, но только при однонаправленном свете. Когда нет солнца, нет и тени.

— А будет два солнца, будет две тени.

— Может он одновременно, после Председателя, будет прислуживать и Дэну, и Жене Мао, пока кто-то из них окончательно не возьмёт власть в свои руки.

— Да, поди разгадай его мысли и цели. Вот где крот: не крот — кротище. Председатель многое от него знал.

— От вас тоже не мало.

— Да. Но, это наша работа.

— И он также работал и служил своему благодетелю. Как и мы все. Здесь нет ничего антиобщественного. Работа. Служба. Просто дела его не должны быть антиобщественными.

— А сколько ему лет?

— Давно уже пенсионер. Однако смотрится достаточно молодо.

— Так что он хочет?

— Наверное, остаться при политических, государственных делах. Амбиции жизни не угасли.

— Наверное, он ещё и при партийных зубах. Ему есть ещё, что дополнительное и тайное представить властям.

— Именно. Вот здесь вы полностью правы. И вот теперь, генерал, вам надо поговорить с вашим шефом и начать пристальное наблюдение за этим донельзя интересным и скрытным человечком. За благополучное сохранение своей недолгой оставшейся жизни, он может некоторые секреты Мао открыть. Наверняка у него имеются записи, дневники, документы. Да и сам многое помнит. Вы лично оставайтесь в тени, а вот свой отдел включайте в работу.

— Сначала нужно его опричников изолировать.

— Это мы сами сделаем. Кое-какие намётки имеются. Как-то ранее Ван его уже сделал больным надолго. Начнём по новой.

Сэр Маккинрой положил на столик не большой конвертик.

— Здесь некоторые данные собранные по министру.

— Интересно. А я думал, мы всё упустили. Но, я вам очень признателен, сэр. В прошлом году было весело, а сейчас ещё и страшно становится. Смерть Председателя крепко встряхнёт страну. Наше замордованное общество хотело перемен, оно её получит. Лишь бы долгой траурной музыки не было.

— Да, генерал. Но именно музыка будет долгой, траурной и унылой. И крови напрасной будет не мало.

— Не хотелось бы.

— Понимаю. Поэтому, если Дэн будет при власти, то и крови будет гораздо меньше. При жене Мао от массовых репрессий никому не избежать. Даже нам, американцам.

— Какие для вас репрессии? Нашего народу порежут не мало.

Эксперт меланхолично улыбнулся.

— Мы начали рассуждать, как начинающие журналисты. Значит, ещё не всё потеряно.

Теперь Чан уже гораздо бодрее продолжал.

— И это хорошо. Не помешает ли нам кремлёвская разведка своими оперативными имперскими интересами?

— Вот здесь у нас информация слабее. Шифры у них крепче. Полковника Дроздова вы знаете?

— Толку. Кроме него в Пекине ещё уйма нагловатого народу. Много агентов у них, именно китайского происхождения. Отличить их от толпы и уличить в противозаконных действиях очень трудно.

— Хорошо, генерал. В общем, всё ясно, мне пора, я ухожу. Держитесь с нами на связи. Удачи вам.

— И вам, сэр.

«…Унылый памятник державе

Средь многогласия толпы

Стоит, с печалию взирая,

Рабом, оплёванный гранит.

Без постамента, без забора,

Без слов защиты и любви:

Во всём сомненья и укоры,

И обвинительный вердикт.

. .

Унылый памятник державе.

Излишне кающийся крест.

Потомки холодны к державе,

Где подло всё и даже крест».

Разбоев С.