Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

— Конечно. Конечно, уважаемый. Но при изменении законов в пользу защиты инвестиций от государства. Никаких конфискаций и незаконных огосударствлений.

— Без этого и разговора не будет.

— Ещё. Как с сокращением армии?

— Какой её части?

— Для начала сухопутной. Так как технические части у них просто очень и очень отсталые.

— Точных данных нет, но в пределах шести миллионов утверждать можно. Но есть ещё войска общественной безопасности, как у Советов Внутренние Войска.

— Сколько их?

— Данных нет.

— Что, и генерал Чу сказать не может?

— Как-то запроса не было, да и не интересовало никого. Потому что репрессивные меры в отношении оппозиции проявляли миллионные толпы хунвейбинов и ополченцев.

— А ваши примерные расчёты.

— Тоже, в пределах шести миллионов.

— Неужели?

— Власти нужна охрана самой власти. А Китай это семьсот— восемьсот миллионов. И шесть миллионов, это минимальная цифра.

— А секретные, специальные службы, отделы охраны и так далее: вместе их сколько?

— Не менее миллиона. В Китае всё надо считать миллионами.

— А деньги на всё это?

— У народа, откуда ещё.

— Вы согласны, что общая численность силовых структур может приближаться к двадцати миллионам.

— Несомненно.

— Ну, а восемнадцать миллионов, или двадцать два миллиона роли не играет. И то много, и то много. Не думает ли Мао двинуть такую дикую ораву на Индию, или Южную Корею?

— Скрытно такую массу к границам не передвинешь. Одних походных кухонь надо более тысячи.

Директор мечтательно заулыбался.

— Да, кормить такую массу нелегко. Тем более в бедной стране. А в Пекине сколько сейчас войск стоит?

— Не менее ста тысяч. Это кроме гарнизона и войск Общественной безопасности.

— А это кто вам доложил?

— Генерал Чу.

— Какой добрый предатель.

— Дело в том, что это всё непостоянные цифры: они каждый день меняются или могут меняться. Скажет Мао — и миллион будет стоять на площади Тянь АньМэнь.

— Стать, то они станут. Как их прокормить на площади?

— Зачем их кормить? — В свою очередь МакКинрой заулыбался. — Сутки постоят, сменятся.

— Ладно, пусть об этом размышляют оперативные отделы и готовят нам различные варианты событий.

— Только закажите им не более четырёх вариантов, иначе мы закопаемся в надуманных возможностях и вариантах.

— Что вы нам можете, для начала, предложить для успешного прочитывания событий оперативно-аналитическим отделам?

— Первое: время кончины Мао по месяцам, начиная с июня месяца. Второе: осталось, в принципе, две политические фигуры: Хуа Гофэн и Цзян Цин. Кто из них сильнее при живом Мао и будет сильнее в первый месяц после кончины Председателя. Третье: просчитать интересы членов ЦК, и глав всех провинций. А вообще, завтра или после завтра, многое решится. И Дэн, и Цзян выводят людей на улицы. И все они с одинаковыми лозунгами в поддержку и продолжении великих идей Великого Кормчего. И здесь, Председатель Мао сам решит, кто лишний на данный момент. Хотя на 99 % мы знаем, кто в опале. Но, завтрашний день подытожит предыдущие.

— Последнее, есть ли у лидеров планы улучшения наших политических отношений, межгосударственных, прочих?

— Хуа искренно желает сблизить и улучшить взаимоотношения с нами. Хотя, первое время слов одобрения от него ждать не приходится. Сначала надо общее мнение ЦК сдвинуть в нашу сторону, а за этим и идеология сдвинется.

— Понятно. Сколько это времени займёт?

— После смерти Мао, в течение года, можно ожидать начало сближения позиций и доброй риторики во взаимоотношениях.

— Год. Хорошо. Будем ждать. Езжайте, господин генерал. Желаю вам удачи. Не утоните там, в потоке бурных политических событий.

— Спасибо, господин Директор.

— Донесения и отчётов жду каждую неделю.

Маккинрой кивнул головой в знак прощания и довольно бодро, довольный общим итогом разговора, вышел из кабинета.

Глава двадцать вторая МАО — генерал ЧУ

«Ой-ё-ёй, ай-я-яй,

Где мой чёрствый каравай».

Да, шумные, народные демонстрации и грандиозные, опять же, народные и всенародные митинги в поддержку здоровья, идей, великолепия, самого Величайшего из Величайших, неподражаемого, неповторимого, вечного, дорогого Председателя, Кормчего, Вождя всех народов и Верного Товарища МАО; построившего величайшую, мудрейшую, законнейшую державу мира; прошли в традиционном, высоко организованном, весёлом порядке. Все были удовлетворены, все рады. Все хлопали в ладоши, в едином патриотическом порыве бросали вперёд руки в крепко сжатых кулаках: и кричали, кричали, и ещё раз, по сто раз кричали, захлёбываясь в собственном ура патриотическом крике. Даже тяжело больной Председатель был искренне рад и душевно доволен. Он был на пике, высоте своего морального, то есть, по исторической истине — аморального — внутреннего счастья.