Воспитанница института для благородных девиц

И вот, я с каждым шагом моего Монстрика оказываюсь всё дальше и дальше от неё. Это так горько и больно! В качестве утешения, я снова и снова перебираю в сердце сладкие воспоминания о нашем с ней первом свидании. Закрываю глаза и в завывании степного ветра слышу её нежный голосок. Глубоко вдыхаю холодный осенний воздух и чувствую её запах. Смотрю на летящие по небу облака и вижу её непосредственные жесты, движения её лёгкого гибкого стана в танце. Вижу пламенеющий закат солнца и вспоминаю розовую раковину её маленького ушка у моих губ.

Да, я понимаю, что она маленькая одиннадцатилетняя воспитанница, но не сдержался…

Впрочем, чувство вины тонуло и бесследно растворялось в том наслаждении, которое я получил от этих двух мимолётных касаний к её коже.

Боги! Через год я вернусь во время каникул и поцелую её снова!

Бездна! Следующим летом ей, даже, всё ещё не исполнится двенадцати. Я узнавал, её день рождения наступит в первый день осени. Я поцелую её в этот день, и пусть ей будет всего двенадцать! И снова улечу… Ведь целуют же родители своих детей…Кого я пытаюсь обмануть… Моя девочка уже начала взрослеть, оформляться, я заметил.

Как моя Яблонька изменится к следующему году?

Как же долго ждать пока она вырастет!

Глава 14

Как всё хорошо начиналось в тот день, когда мы ехали во дворец! Сколько у нас было надежд и предвкушений! Как нам по-доброму, и не очень, завидовали все провожающие от мала до велика!

И как же, мама моя, плохо всё стало сейчас… У меня даже слёзы наворачиваются.

Наталии, Ольги и Ирины больше нет в институте. Мы так и не знаем, что с ними случилось! Наверное, директриса и Майя Рудольфовна знают, где они, но тех, кто спрашивает их о пропавших девочках ругают или, даже, наказывают.

О чём говорить, если с того дня, когда мы ездили во дворец, директриса почти месяц лишний раз не выходила из своего кабинета. Ангелина, которая как-то, в этот период, относила ей на проверку наши отчётные работы по домоводству, во время прогулки рассказала мне на ушко, что в директорском кабинете сильно пахло сердечными каплями, а кончик носа и глаза у директрисы были подозрительно красные и припухшие, будто, она много плакала.

Прежде нас и так не баловали изысканной едой, теперь же рацион стал совсем скудным. Питание в столовой стало намного хуже. А мы-то, глупые, думали, что оно было плохим раньше! Весь этот год, после того дня во дворце, я каждый вечер ложилась спать голодной, впрочем, как и все остальные. Группка шестиклассниц зимой была поймана на краже еды в столовой. Девочек при всех, в зале для хореографии, показательно выпороли розгами и лишили обеда на три дня. Одна из них потом потеряла сознание на уроке, от голода, но наказание им так и не смягчили. Больше воровать никто не решался, несмотря на сосущие ощущения в желудке.

Учителя и классные дамы ходили притихшие, часто шептались и меньше внимания уделяли нашей дисциплине, сплетничая друг с другом в укромных уголках института.

Майя Рудольфовна держалась особняком. Везде, в парке, в столовой, в холле, она обычно была одна, другие наши старшие старались её избегать. Они, даже, когда утром встречались с ней, не всегда здоровались. Майя часто плакала, не скрываясь только от нас, балетных.

Новые танцевальные постановки мы больше не разучивали и на Новый год балет не показывали. У всех институток остались лишь обязательные обычные уроки хореографии, на которых Майя до сих пор, по-прежнему заставляет балетных делать упражнения у станка и растяжки. Мы стараемся, потому, что жалко её.

Вместо дополнительных занятий балетом во второй половине дня, у меня теперь были занятия по драконьему языку. Будь они прокляты! Но о них чуть позже.

Я часто вспоминаю события того дня, после которого незримо изменилась жизнь всего института.

Тем вечером, во дворце, когда мы с девочками послушно остались сидеть на банкетке в углу розовой комнаты, ждать Майю Рудольфовну с директрисой и девочками, из коридора послышались какие-то крики, а потом, вдруг, повалил дым.

Самая нетерпеливая из нас, Ангелина, вскочила с места и, подбежав к двери, чуточку приоткрыла её. Мы с любопытством неотрывно следили за ней, поэтому все увидели пылающий огонь до самого потолка до того, как Ангелина с визгом захлопнула дверь обратно.

— Пожар! Пожар! — вскочив со своих мест, закричали девочки и стали беспорядочно бегать по всем комнатам.

Но, и в золотой, и в голубой, гостиных точно так же от дверей тянуло дымом, как и в розовой. Визг девчонок становился всё пронзительней, время от времени прерываясь кашлем.

— Спокойно! — попыталась урезонить всех я, но безуспешно.