Воспитанница института для благородных девиц

Махнув рукой на паникёрш, я осмотреласт и бросилась к шторе, изо всех сил дёрнула её вниз. Ничего. Позвала Ангелину, и мы с ней повисли на шторе вместе. Наконец, багет затрещал и обвалился. Мы с Ангелиной упали на пол, а сверху на нас, накрывая, рухнул багет со шторами. Я выбралась из вороха ткани, нашла и вытянула длинный витой шнур, который проходил через весь багет и свисал сбоку. Тем временем, сообразительная Ангелина разбила одно из зеркал, и мы острым осколком отпилили длинный кусок шнура от портьеры.

Девочки кричали, кашляли, в панике бегали туда-сюда по комнатам! Звали на помощь в раскрытые окна.

Дверь уже горела.

Ткань, которой была оббита стена, смежная с коридором дымилась и лопалась. К дыму добавился какой-то едкий, очень неприятный запах.

Наконец, девочки заметили, что мы с Ангелиной не паникуем, а что-то делаем, поэтому они дрожащей группой собрались вокруг нас. Некоторые стояли над душой и громко плакали.

Я шире распахнула тяжёлую раму окна и выглянула наружу. Третий этаж. Высоко, как и ожидалось. Рядом, справа, увидела балкон, значит, поняла я, вход на него в золотой комнате.

— Бежим!

Через минуту мы, ввосьмером столпились на крошечном балконе. Я привязала шнур к витому кованому ограждению.

— Кто первый? Быстрее, девочки! Будем спускаться по одной. Шнур-то крепкий, но, боюсь, вдруг, узел не выдержит. Все, кто остаются наверху, придерживают его руками на всякий случай! Поняли?

Девчонки стоят, смотрят на меня, как бараны на новые ворота. Бездна! Глаза тупые, круглые, перепуганные. Жмутся друг к дружке, хоть толкай!

Тут моя дорогая Ангелина посмотрела на меня решительно, будто прощаясь, но ничего не сказала. Она молча перелезла через ограждение балкона первой.

А в комнате уже начало гореть. Мы прикрыли дверь на балкон, чтобы меньше дышать гарью. Ангелина быстро съехала вниз по скользкому шёлковому шнуру и упала на попу.

— Лучше перебирать руками, а то я обожгла ладони, — закричала она нам снизу, прижимая руки к груди.

Девочки начали спускаться одна за другой. Кто-то быстро, кто-то медленно, а кого-то, слишком трусливого, пришлось пинать коленом под мягкое место, потому, что комната за балконной дверью уже не горела — пылала.

Когда я, последней, спустилась вниз и, как и все до меня, шлёпнулась на траву и подняла голову, увидела в небе огромный огненный язык. Видимо, пламя сожрало дверь на балкон и, как раз, вырвалось на волю.

Вовремя я… Ещё минута и я сейчас бы осыпалась на эту траву пеплом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы с девочками отбежали подальше от здания.

Я оглянулась и увидела отблески огня во всех окнах третьего этажа. С треском, одно за другим, взрывались стёкла на окнах.

Уже после первого взрыва мы, как зайцы, кинулись бежать. Повернули к тому месту, где мы выходили из наших экипажей, но их там не было. По подъездной аллее, звеня колоколами, вереницей неслись пожарные бочки. Вокруг суетились и бегали толпы слуг и гостей. До нас никому не было дела. Все толкались. Мы с девочками боялись потеряться. Ни директрисы, ни Майи Рудольфовны…

Непривычные к посторонним и абсолютно потерянные, мы невольно постарались оказаться подальше от пугающей толпы и суеты — пошли к выходу, к воротам. Предполагаю, что наш внешний вид, особенно парадные белые фартуки, являли собой жалкое зрелище. Мы механически образовали колону по двое. Так и прошли мимо изумлённой стражи, которая не только не остановила нас, а, даже, любезно подсказала мне дорогу к нашему институту.

А что? Никакого другого дома у нас не было, поэтому мы пошли туда.

Пожарные бочки наделали много шума, наверное, поэтому, несмотря на ночное время, на улице было много любопытных горожан. Нам было у кого спросить дорогу к институту, а им было у кого спросить, что горит. В общем, мы помогали друг другу, поэтому наша маленькая колона из четырёх пар успешно двигалась в правильном направлении.

Оба институтских экипажа с директрисой в одном из них и Майей Рудольфовной в другом, нагнали нас, когда мы уже видели родной каменный забор, за которым сейчас нам всем отчаянно хотелось спрятаться.

Директрису мы услышали издалека:

— Что за самоуправство?! Я вас спрашиваю?

Мы с девочками нерешительно замерли, прижавшись к обочине. Когда обе кареты остановились и дверцы приглашающе открылись, мы все ломанулись туда, где молча сидела Майя.

— Кто вам разрешил? — директриса кричала, но выглядела не грозной, а растерянной и насмерть перепуганной, как и молчаливая Майя.

В ворота мы въехали в экипажах. Директриса — в первом, остальные — во втором. Мы возвращались усталые, измученные, без пачек, которые сгорели вместе с розовой комнатой и без троих лучших балерин: обеих девочек из выпускного класса Натальи и Ирины, семнадцати лет, и одной девятиклассницы — Ольги, шестнадцатилетней.

Мне невольно вспомнилось как пышно, с какой завистью нас провожали. Мы возвращались, как разбитая армия: с потерями, потрёпанные, раненные и несчастные.