Воспитательные часы

― Не знаю, черт возьми, Лорел. Дружишь со мной? ― Насколько глупо это звучит? Я вскидываю руки. ― Я думал, мы учимся. Что, ты думаешь, мы делали?

― Я думала, ты ждешь подходящего момента, чтобы пригласить меня на свидание, ― выпаливает она, щеки такие же красные, как и волосы. ― Не могу поверить, что сказала это. Я не приглашаю парней на свидания — никогда в жизни не приглашала парней, и не начну с тебя.

Дерьмо.

Я осел.

Я:Извини за все это с моими родителями.

Лорел:Все в порядке, я выжила. Только легкий сердечный приступ. Лана вернула меня к жизни с помощью суши.

Я:Я заранее извиняюсь за все, что моя семья скажет завтра.

Лорел:Я так нервничаю. Надеюсь, они не подумают, что я… Ну, знаешь, озабоченная или типа того.

Я:Они не считают тебя озабоченной. Они целый час допрашивали меня о тебе.

Лорел:Думаю, я могу использовать завтрашний день как возможность искупить вину перед ними за то, что сделала сегодня.

Я:Tu me manques déjà

Лорел:Значит ли это то, что я думаю, это означает?

Я:Как ты думаешь, что это значит?

Лорел:Ты ужасно по мне скучаешь?

Я:Ну, это как раз то, что это значит. LOL

Лорел:Ты очень милый. Честно. Так по тебе скучаю. Звучу ли я как липучка, говоря это?

Я:Нет, потому что я только что сказал это.

Я:Мои родители только что уехали.

Лорел:И?

Я:И я думаю, что ты должна вернуть свою милую маленькую задницу сюда.

Лорел:Боже, теперь я могу думать только о твоих прикосновениях.

Я:Тогда чего же ты ждешь?

Лорел

― Так что сказали твои родители, когда я ушла? ― Мы лежим на животе посреди его кровати, свесив ноги с другой стороны. Я переоделась в штаны для йоги, прежде чем вернуться, но не думаю, что останусь надолго.

― Моя мама хотела говорить только о тебе, а папа все пытался поговорить о борьбе.

― Что она хотела узнать обо мне? ― Мой желудок не может не ухватиться за эту новость.

Эти широкие плечи Ретта двигаются вверх и вниз в пожатии плечами.

― Ну, как обычно.

О боже, если он будет говорить неопределенно, у меня будет удар.

― Что, например?

― Рекс никак не затыкался, что ты моя девушка. ― Он отшучивается, но я улавливаю в его голосе оттенок, который заставляет меня насторожиться. ― А мама все выпытывала подробности.

Любопытно.

Клянусь, мое сердце учащенно бьется.

― Что ты сказал насчет девушки?

― Я не хотел, чтобы она волновалась, понимаешь? Моя мама из тех, кто начинает планировать свадьбу и все такое — у нее трое сыновей, — так что, знаешь, сказал ей правду, что мы общаемся.

Я отстраняюсь. Общаемся?

Имею в виду, понимаю; он не знает, где мы находимся, и я тоже до сих пор не знаю. Я пытаюсь рассмеяться, проглотив разочарование. Преуменьшить то, что чувствую от этого слова.

Общаемся.

Что это вообще значит?

― Общаемся.

— Ну, знаешь, тусоваться. ― Его смех звучит сдавленно. Нервно.

Желудок скручивается в узел, я поворачиваюсь к нему лицом, тело изгибается.

― Ты этого хочешь? Тусоваться?

― Что ты имеешь в виду?

― Разве ты не хочешь… ну, знаешь… большего?

Со мной. Конкретно.

― Чего хочешь ты?

― Ретт, я спрашиваю тебя. ― Резко, но мне нужно знать, что я не трачу свое время с кем-то, кто не хочет меня, что его сердце, как и мое, вложено.

Хотя бы немного.

До этого момента мне не приходило в голову, что он, возможно, использует меня для секса, использует мое тело, как парни, которые приходили до него — но слышать, как он колеблется? Это может разбить мне сердце.

Закрываю глаза, не могу смотреть на него.

― Не пытаюсь подтолкнуть тебя к чему-то, Ретт, клянусь. Я могу справиться с правдой, мне просто нужно знать, хочешь ли ты того же, что и я.

Прежде чем окончательно и безумно влюблюсь в тебя.

Я уже на полпути.