Воспитательные часы

― Ты должен уйти прямо сейчас? ― шепчу я, протягивая руку, чтобы погладить видимые очертания его члена под черными спортивными шортами. Интересно, занимался ли он когда-нибудь утренним сексом, или, по крайней мере, думал о том, чтобы заняться им со мной. Наверное, нет, потому что он стоит рядом с кроватью, полностью одетый, принявший душ и готовый уйти. ― Еще раз, прежде чем ты уйдешь, пожалуйста, малыш.

― Еще раз, прежде чем я уйду что?

Он серьезно?

― Быстрый секс.

Ретт воюет сам с собой, спорит, и я задаюсь вопросом, имеет ли это отношение к моей руке на члене, его руке на моей груди или к тому, как я использую слово «малыш».

Его член на уровне моих глаз дергается. Растет.

Мои руки лениво вытянуты над головой. Грудь соблазнительна, волосы рассыпались по подушке, я знаю, что являюсь манящим зрелищем, как кошка на солнце. Неотразимая для его гормонального, бушующего тела.

Я знаю, что неправильно заставлять его выбирать, но хочу медленного, оргазмического утреннего секса, и хочу его сейчас.

― Займись со мной любовью очень быстро, ― шепчу я, покачивая бедрами под простынями, уже влажная между ног. ― Пожалуйста, малыш.

Малыш: я знаю, что одним этим словом держу его за яйца.

Его сумка свинцовым грузом падает на пол, Ретт поспешно стягивает рубашку через голову. Стягивает шорты, стаскивая их вниз по мускулистым бедрам. Ползет под одеялом между моих раздвинутых ног, ладонь пробегает по икре, ноге, обхватывает грудь. Мягко сжимает. Сосет сосок.

Он воплощенная фантазия, твердая, как камень, теплая и пахнущая мятой. Шампунь и древесное мыло. В сумеречном утреннем свете, едва пробивающемся сквозь прозрачные занавески, я чувствую себя как в раю.

― Надо сделать это быстро. ― Колеблется, прежде чем войти. Длинный и горячий, он уже узнал, что заставляет мое тело мурлыкать.

― Чееерт, Лорел.

Полностью проснувшись, и полный необузданной силы, он двигает бедрами, делая всю работу за нас обоих, уткнувшись лицом в изгиб моей шеи, прильнув губами к моей коже. Сначала бедра двигаются медленно, его твердый член почти сразу же попадает в мое сладкое место.

Ах, эта красота утреннего секса ― или, может быть, он меня так заводит, что я уже на полпути к эйфории.

Когда большие руки Ретта хватают меня за задницу, погружаясь так глубоко, как только он может, и дико вонзаясь в меня, я хнычу, цепляясь за него, оргазм неизбежен.

Возбужденный, подпитываемый адреналином, Ретт чувствует… это…

― Прекрасная. Столь совершенна.

Мы не издаем ни звука, когда кончаем, ни хрюканья, ни стонов.

Только звук нашего тяжелого дыхания в первых лучах дня, тела так тесно прижаты друг к другу, что между нами нет места даже для шепота.

Его поцелуй касается моих губ, когда он отстраняется; поднимаясь, чтобы привести себя в порядок, Ретт собирает свою одежду, чтобы натянуть ее. Я смотрю, как он одевается, насытившись, подперев подбородок локтем.

Его тело ― точеное совершенство. Его сердце? Милое и немного наивное.

Мое трепещет, наблюдая, как он суетится в своей комнате; Ретт заслуживает этой волны любви, которую я внезапно чувствую к нему.

Мы оба заслуживаем.

― Завтрак в холодильнике. ― Он снова наклоняется, чтобы поцеловать пульс на моей шее. ― Мои родители будут в третьей секции, где вы сидели в прошлый раз. Мама будет следить за тобой.

Я заворачиваюсь в его одеяло.

― Окей.

― Пока. ― Длинная пауза. ― Детка.

Мое сердце колотится, когда он в первый раз пробует ласковое обращение, оставляя меня немного задыхающейся. Боже, я скучаю по нему, а он еще не вышел за дверь.

Возьми себя в руки, Лорел.

― Увидимся позже, малыш. Удачи.

Еще один сладкий поцелуй в ключицу ― и он уходит.

Я плюхаюсь на его подушку, зарывшись лицом в пространство, которое он недавно занимал. Вдыхаю его запах, снова и снова. Перекатываюсь на спальное место и погружаюсь в блаженный, удовлетворенный сон.

ГЛАВА 20

«Мое приложение контроля над рождаемостью только что разбудило меня от ужасного сна, где я была беременной. Мне потребовалось целых три минуты, чтобы понять, что это не по-настоящему, слава богу».

Лорел

― Лорел, милая, сюда! ― Женская рука взлетает вверх в третьем ряду, яростно размахивая. Не знаю, как я ухитряюсь разглядеть ее в огромной толпе; она лучезарно улыбается мне, когда спускаюсь с трибун по ступенькам стадиона.

Направляюсь к семье Ретта; щеки пылают, я уже смущена. Последний раз, когда видела его мать, я уходила из дома ее сына, после соития, с растрепанными волосами и все такое.

Но я смиряюсь с этим; если мы с ним собираемся жить долго, тогда должна покончить со всей этой неловкой ситуацией и оставить ее в прошлом.

Приклеив улыбку, пробираюсь через третий ряд к пустому месту рядом с матерью Ретта. Ее улыбка такая широкая и тревога тает. Когда, наконец, добираюсь до них, она приветливо обнимает меня. Прижимает.