Воспламеняющая

Она стремилась удержаться, но бедра скользили, передние копыта Некроманта рассекали воздух, и он не кричал – ржал, однако это был крик, и откуда-то сзади доносились другие крики-ржание, и о Боже, думала она, там лошади, позади лошади, и лес горит…

А впереди загораживал свет этот силуэт, этот жуткий силуэт. И он приближался к ней: она свалилась на тропу, и Некромант мягко тыкался мордой в ее голый живот.

– Не причиняй боли моему коню! – крикнула она приближавшемуся силуэту, этому отцу-из-сна, который не был ее отцом. – Не причиняй боли лошадям. Пожалуйста, не причиняй боли лошадям!

Но силуэт надвигался, вытаскивал пистолет, и тут Чарли просыпалась. Иногда с криком, иногда молча, купаясь в холодном поту, зная, что ей приснился кошмар, вспомнить из которого она могла только бешеную скачку по лесной тропе и запах дыма… только это и тошнотворное чувство предательства…

А в конюшне, гладя Некроманта или прижимаясь щекой к теплой коже, она ощущала ужас, который не могла выразить словами.

Эндшпиль

1

Это помещение было больше.

Собственно, неделей раньше здесь располагалась межконфессиональная часовня Конторы. Скорость изменений показывала, с какой быстротой и легкостью Кэп выполнял все требования Хокстеттера. Новую часовню – не просто комнату, а настоящую часовню – построят в восточном конце комплекса, а оставшиеся эксперименты с Чарли Макги будут проводить здесь.

Панели «под дерево» и скамьи убрали. Пол и стены обили асбестовой ватой, которая выглядела как металлическая мочалка, и закрыли толстыми листами закаленной стали. Зону, где находились алтарь и неф, отгородили. Установили приборы Хокстеттера и компьютерный терминал. На все это ушла неделя; работы начались за четыре дня до того, как Герман Пиншо свел счеты с жизнью кровавым способом.

И теперь, в два часа пополудни одного из первых дней октября, посреди длинной комнаты высилась стена из шлакобетонных блоков. Слева располагался огромный бак глубиной шесть футов, наполненный водой. Его дно покрывало более двух тысяч фунтов льда. Рядом с баком стояла Чарли Макги, маленькая и изящная в синем джинсовом сарафане и красно-черных полосатых гольфах. Светлые волосы, заплетенные в две косички с черными бархатными бантами, доставали до лопаток.

– Хорошо, Чарли, – сказал Хокстеттер по аппарату внутренней связи. Как и все остальное, аппарат установили на скорую руку, поэтому голос хрипел и дрожал. – Мы готовы. Дело за тобой.

Камеры работали в цвете. В отснятых фильмах девочка немного наклоняет голову, и несколько секунд ничего не меняется. В левой части кадра видны показания электронного термометра. Числа начинают расти. С семидесяти – до восьмидесяти, до девяноста. После этого мелькают так быстро, что уследить за ними невозможно: они сливаются в красные полосы. Температурный датчик установлен в середине стены из шлакобетонных блоков.

Съемка становится замедленной: только так можно понять, что произошло. Для людей за окнами комнаты наблюдения все началось и закончилось в мгновение ока.

На самой медленной скорости видно, как стена из шлакобетонных блоков начинает дымиться. Кусочки цемента и бетона лениво вылетают из нее, словно лопающийся попкорн. Потом цементный раствор, скрепляющий блоки, начинает стекать, будто теплая патока. Затем блоки начинают разрушаться изнутри. Облака, тучи осколков летят во все стороны: блоки взрываются от температуры. Вмонтированный в стену датчик успевает зафиксировать только семь тысяч градусов. И не потому, что температура перестает подниматься, а потому, что сам датчик выходит из строя.

Вокруг испытательного зала, бывшей часовни, установлено восемь гигантских воздушных кондиционеров «Келвинатор»: все работают на полную мощность, закачивают ледяной воздух в испытательный зал. Они включились, когда средняя температура воздуха в испытательном зале превысила девяносто пять градусов[27]. Чарли научилась направлять поток тепла в конкретную точку, но любой, кто когда-либо обжигался о ручку горячей сковороды, знает, что так называемые теплоизоляционные материалы все-таки проводят тепло: если его слишком много.

С восемью работающими промышленными «Келвинаторами» температуре в испытательном зале следовало опуститься до пятнадцати градусов ниже нуля[28], плюс-минус пять градусов. Вместо этого температура продолжает расти: сто градусов, сто пять, сто семь[29]. Но пот, бежавший по лицам наблюдателей, вызван не только жарой.

Теперь даже максимально замедленный просмотр не дает четкой картины происходящего, однако ясно одно: шлакоблоки не просто продолжают взрываться, они еще и горят, горят ярко, как газеты в печи. Разумеется, в учебнике восьмого класса по физике написано, что все будет гореть, если разогреется до соответствующей температуры. Но одно дело – читать об этом, и совсем другое – видеть, как шлакоблоки пылают сине-желтым пламенем.