И хотя этот капитан Холлистер нащупал правду, Энди почувствовал, как отлегло от сердца. Если бы Кэп действительно думал, что именно Энди подтолкнул Пиншо к самоубийству, он бы не стал говорить с ним один на один. Нет, Кэп просто следовал инструкции. Вероятно, они и так знали, как объяснить смерть Пиншо, без мудреных методов убийства. Всем известно, что среди психиатров самый высокий процент самоубийств.
– Нет, это неправда, – ответил Энди. В его голосе звучал испуг, замешательство, он едва не плакал. – Я
Кэп задумчиво смотрел на него. Их взгляды на мгновение встретились, потом Энди уставился в пол.
– Что ж, я тебе верю, Энди, – заговорил Кэп. – Герм Пиншо жил в очень напряженном ритме. Собственно, мы все вынуждены так жить. К сожалению. Плюс еще тайный трансвестизм. Его жене придется тяжело. Очень тяжело. Но мы своих не бросаем, Энди. – Энди чувствовал, как взгляд Кэпа ощупывает его. – Да, мы всегда заботимся о своих. Это самое главное.
– Конечно, – тупо ответил Энди.
Возникла пауза. Какое-то время спустя Энди поднял голову, полагая, что Кэп смотрит на него. Но тот смотрел на лужайку и ольховые деревья, лицо его стало дряблым и старым, на нем читалось недоумение, и чувствовалось, что думает он сейчас о других, возможно, более счастливых временах. Кэп заметил, что Энди смотрит на него, тень отвращения пробежала по его лицу и исчезла. Внезапно в Энди вспыхнула мрачная ярость. Почему бы Холлистеру не испытывать к нему отвращение? Он видел перед собой толстого наркомана… или считал, что видит. Но кто отдал приказ? И что ты делаешь с моей дочерью, старый монстр?
– Что ж, рад сообщить тебе, Энди, что на Мауи ты все равно полетишь. Не бывает худа без добра, верно? Я уже начал готовить необходимые бумаги.
– Но… послушайте, вы же не думаете, что я действительно имею какое-то отношение к случившемуся с доктором Пиншо? Правда?
– Нет, разумеется, нет. – Вновь непроизвольная тень отвращения. На этот раз Энди ощутил нездоровое удовлетворение, какое, вероятно, испытывает черный, обманув неприятного белого. Но все это перекрыла тревога, вызванная фразой:
– Что ж, это хорошо. Бедный доктор Пиншо. – С мгновение Энди выглядел печальным, но тут же оживился. – А когда я уеду?
– Как можно скорее. Самое позднее – в конце следующей недели.
Девять дней максимум! Его словно ударили в солнечное сплетение.
– Мне было приятно побеседовать с тобой, Энди. Сожалею, что наша встреча произошла при столь печальных и ужасных обстоятельствах.
Он потянулся к аппарату внутренней связи, и Энди внезапно осознал, что допустить этого нельзя. В своей квартире, напичканной камерами и подслушивающими устройствами, он ничего сделать не мог. Однако если этот тип действительно большая шишка, в его кабинете «жучков» нет. Наоборот, кабинет регулярно проверяют на их отсутствие. Конечно, Кэп мог использовать свои подслушивающие устройства, но…
– Опустите руку, – приказал Энди, посылая импульс.
Кэп помедлил. Его рука вернулась к другой, спокойно лежавшей на столе. Он посмотрел на лужайку за окном, на его лице читалась растерянность.
– Разговоры здесь записываются?
– Нет, – без запинки ответил Кэп. – Долгое время у меня стоял активируемый голосом магнитофон, такой же, как тот, из-за которого были проблемы у Никсона, но четырнадцать недель назад я его убрал.
– Почему?
– Все шло к тому, что я мог потерять работу.
– Почему вы думали, что можете потерять работу?
Очень быстро, словно литанию, Кэп произнес:
– Ничего на выходе. Ничего на выходе. Ничего на выходе. Вложенные деньги надо оправдывать результатом. Нет результата – смени главного. Никаких записей. Никакого скандала.
Энди попытался осмыслить услышанное. В нужном ли направлении он двигался? Он не знал, а время поджимало. Он чувствовал себя самым глупым и медлительным ребенком на охоте за пасхальными яйцами. И решил продвинуться чуть дальше.
– Почему на выходе ничего не было?
– У Макги не осталось способности к ментальному доминированию. Вся вышла. Девочка не желала зажигать огонь. Ни в какую. Люди говорили, что я зациклился на «Лоте шесть». Спятил. – Он улыбнулся. – Теперь все в порядке. Даже Рейнберд так говорит.
Энди послал новый импульс. За лбом начала пульсировать болезненная точка.
– Почему теперь все в порядке?
– Прошли три эксперимента. Хокстеттер в экстазе. Вчера она зажгла кусок стального листа. По словам Хокстеттера, температура за четыре секунды подскочила на двадцать тысяч градусов.
Потрясение усилило головную боль, запутало мечущиеся мысли. Чарли зажигает огонь? Что они с ней сделали? Что, скажите во имя Бога?